Хотя бы просто заорать. Прокричать её имя!

Господи… Как такое возможно? И как ему понять, что это не обман или, того хуже, не самообман? Не галлюцинация и не безумные игры его больного воображения и свихнувшегося рассудка?

Только верить своим глазам, слуху и… обострённым в сотни раз чувствам?..

Пожалуйста… Посмотри на меня… Посмотри в мои глаза… Узнай их… Узнай меня…

Кажется, его сознание снова расщепилось. С одной стороны он жаждал, как никогда до этого проснуться, чтобы наконец-то вырваться из этого невыносимого кошмара, но с другой… Неизвестно откуда понимал, что это единственное место, где Мия действительно могла существовать и оставаться живой. Возможно, даже целую вечность. Просто она не помнила… Она не помнила его. Поэтому он и беззвучно мычал в своей голове. Умолял её посмотреть на него. Умолял сделать хоть что-то, чтобы он сумел уверовать в происходящее… Уверовать и зацепиться уже окончательно за этот сумасшедший мир. Зацепиться за неё…

— Ну, давай. Это совершенно нестрашно. Более того. Он единственный в Остиуме Зверь, кто никогда и ни при каких обстоятельствах тебя не укусит. Ты только взгляни, какими преданными глазищами он на тебя сейчас смотрит. Подтвердите это, дамы и господа! Ведь это же так, да?

Хантер повысил голос с помощью микрофона на своей щеке, обращаясь на этот раз к окружающей их публике, о которой, к слову, даже Кен успел временно забыть, впрочем, как и обо всём остальном.

Гул поддерживающих и соглашающихся со своим хозяином голосов тут же прошёлся по огромному залу с огромными сводчатыми потолками и витражными арочными окнами, чьи многоцветные калейдоскопические и, видимо, гранённые, стёкла ощутимо задребезжали/зазвенели и, кажется, даже ожили, намереваясь сменить последний свой рисунок на абсолютно новый.

— Просим, ваше высочество!

— Сделайте это!

— Покажи ему, кто теперь его новая и истинная хозяйка.

Кен так и не понял. Сделала она это сама, пересилив внутренние страхи, или всё-таки её вынудил Хантер, взяв за руку и незаметно подтолкнув в нужную ему сторону. Заставив её повернуться лицом к клетке. Заставив её взглянуть… В клетку… На Зверя…

3.29

Его сердце вновь остановилось и, кажется, в этот раз намного дольше, чем в предыдущие. И даже если бы оно не запустилось заново, едва ли бы он это тогда заметил или придал случившемуся какое-то особое значение. Он просто завис. Оцепенел. Замер. Перестал дышать и существовать. Перестал ощущать себя в окружавшей реальности, которая и без того не имела к нему никакого отношения. Это всё равно был не его мир. Кроме одного. Кроме единственной детали или жизнеутверждающего факта… Кроме Мии. Его Мии.

И она действительно сейчас на него смотрела. Живая, сильная и абсолютно здоровая (если не считать мертвенной бледности лица, зашкаливающего во взгляде ужаса и нескольких следов плохо загримированных на её шее, трапеции и плечах укусов от чьи-то зубов). Стоявшая перед ним во всей красе, одновременно и головокружительной, и возбуждающей, от которой, наверное, встанет даже у мёртвого.

Не удивительно, что и у Кена встал, даже в его собственном полуживом состоянии. И он ничего не мог с этим поделать, поскольку его тело уже частично ему не принадлежало. Как, возможно, и какая-то половина его разума. Ему хватало и того, что он видел, и какой его крыло в тот момент реакцией, ярко указывающей на то, что он не спит. И Мия тоже реальна.

И, скорей всего, от её вида сейчас перевозбудилась половина присутствующих гостей. Так что будь крайне внимательным, Дерек. Они все её хотят и смотрят на неё равно с такой же жадностью, как смотрел на неё Хантер. Как смотришь на неё сейчас ты. Потому что она особенная. Как и ты. И тебя они тоже все хотят. Они хотят вас обоих!

— Ну, разве он не прекрасен? Это же истинное и неповторимое произведение искусства, сотворённое, не иначе, как искуснейшими пальцами самого Незримого.

Похоже, даже Кен в тот момент запутался, не понимая, о ком именно тогда говорил Хантер, когда тот вёл под руку свою избранницу. Как истинную королеву, которой собирался подарить, как минимум, целый мир. И с каждым их приближающимся шагом, сердце Зверя зашивалось, разгоняя по венам сумасшедший ток крови с убийственными дозами мощнейших гормонов и врождённых инстинктов. От которых любой другой смертный давным-давно скончался бы на месте или лишился сознания ещё пару минут назад.

— Я даже не стал его отмывать. Хотел, чтобы ты почувствовала его истинный запах. Как пахнет его кровь, пот и семя. Чтобы ты его увидела в его первозданной и совершенной красе.

Какой же Хантер ублюдок. И как его слова достигали нужной цели, подобно ударам кнута по уязвимым точкам или оголённым ранам. Прямо по сердцу. Вынуждая напрягаться до предела, вынуждая трястись от двойного желания убить и… кончить!

— Зверь должен выглядеть как Зверь и оставаться им, где бы то ни было и неважно при каких обстоятельствах. Но даже когда он будет рвать кому-то глотку по твоему прямому приказу, ему и в голову не придёт хотя бы просто тебя царапнуть. Он будет возле тебя самым ласковым и ластящимся щенком, любовь моя. И будет сходить с ума от счастья, когда ты просто захочешь его погладить.

Хантер вдруг отпустил руку Мии, и она тут же встала как вкопанная напротив Зверя всего в двух с половиной ярдах, не в состоянии пошевелиться и заставить себя сойти с места против воли. Казалось, она теперь вообще ничего не замечала вокруг себя или ей уже просто было плевать на окружающих и явно оргазмирующих от происходящего зрителей. Зрителей в безумных и определённо дорогих одеждах. Зрителей с пугающим на лицах гримом и с жадными ненасытными глазами изголодавшихся чудовищ из некроготического мира Гигера. Чужих с получеловеческими лицами, чьи глазные радужки у каждого до единого горели неестественным свечением.

И только глаза Мии оставались нормальными. Может лишь блестящими от набежавшей на них влаги и широко-широко раскрытыми — серо-зелёными с примесью перламутровой бирюзы. Видимо, только поэтому (хотя, едва ли только по этому) Кен понял или убедился уже окончательно, что это действительно она. Потому что он её чувствовал. Как раньше. Как всегда чувствовал при жизни в той, настоящей реальности. Благодаря чему ощущал себя живым и сам. Благодаря чему дышал и заставлял себя жить дальше, несмотря ни на что…

— Он будет твоим верным и преданным псом до своего самого последнего вздоха, любовь моя,