Я иногда думаю, а что, если бы…

Был только Майк.

Или только Роуз.

Было бы по-другому? Сложилось бы иначе?

Эти не свершившиеся «если» режут мне веки острыми слезами, я никогда не разрешаю им приходить ко мне надолго.

Все случилось, как случилось, и в этой истории нити Роуз и Майка переплетены плотно и неразличимо, как в толстом двухцветном кардигане, связанным мамой в технике «меланж». И это ужасная и прекрасная повесть, удивительная в своей сбывшейся невозможности – я бы с удовольствием прочитала о такой в книге или посмотрела в кино, мечтая, лишь мечтая на мгновение оказаться ее героиней.

Да только это – моя история.

«Выходные Роуз» были исполнены веселья и безуминки – тем сильней, что я знала, что следом наступят «выходные Майка», плотные, вязкие. С Роуз было легко, с Майком – сложно, и с каждым из них – невыносимо, но без – невозможно.

Я как будто разучилась дышать самостоятельно и мне постоянно требовалась помощь, их помощь. Теряясь в омуте голубых и карих глаз, теплых и холодных рук, твердых и мягких губ, я пропадала, пропадала, пропадала. Дни были звенящими и резкими, ночи шептали мне секреты, мысли свивались в ядовитые клубки диких ос и тревожно жужжали до поры до времени еле слышно. Я не могла, не хотела есть, спать, сидеть неподвижно – это было слишком сложно, осознавать даже базовые потребности, ведь для этого нужно было остановиться, а остановка грозила ужасом пробуждения. Я находилось в диком напряжении, сумасшедшем стрессе, теряла вес, уверенность и безопасность. Я перестала смотреться в зеркала – женщина, отражающаяся в них – худая, острая, голодная, безумно красивая – пугала меня.

Во мне появилась тайна, ложь, порочность. Когда меня целовал Майк, я представляла, что руки, лежащие на моих бедрах – это руки Роуз, обнимая Роуз, чувствовала на своей шее дыхание Майка. Границы бесконечности размылись, они оба, войдя в мою душу – разрушали меня, я же лгала им обоим – и мне это нравилось.

* * *

– Когда ты собираешься признаться своим любовникам, что каждый из них – не единственный?

Джуд. Не будет пафосным сказать, что, лишь благодаря ему я не сошла с ума окончательно в тот год. Он и Энрике были единственными, кому я не могла врать – предпочла бы – но не могла. Они наблюдали за мной с утра до вечера, знали, как облупленную, никакие мои недомолвки и отговорки в духе «я в порядке» не действовали. К счастью. Если бы они вдруг решили, что не вправе лезть не в свое дело, что их не касаются мои проблемы…

Но, как сказал бы Голд, когда Бог не додает человеку стоящих мозгов, он дарит ему настоящих друзей.

Мне повезло, что они вмешивались и выражали свое неодобрение, на какой-то невесомой ниточке удерживая от окончательного опустошения. Но я не скажу, что это было приятно.

Поморщившись от неудобного вопроса, я обтекаемо ответила:

– Я пока не вижу подходящего момента. Как только он представиться – скажу.

– Подходящего момента? Ты думаешь, для таких вещей бывает удобный случай? Только если кто-то из них случайно перепутает субботы, и вы столкнетесь все втроем у входа в Marriott.

– Не утрируй. Технически, я никому из них ничего не обещала.

– Но я готов поставить нашу новую витрину на то, что практически Майк открутит тебе голову, если хотя бы на мгновение заподозрит в измене. Поспоришь со мной?

– Нет. – я вынуждена была признать правоту Джуда. – В прошлый его приезд мы были в номере, он как раз ушел в душ, а мне пришло сообщение от Роуз. Я стала читать и… ну знаешь, невольно расплылась в глупейшей улыбке. А он заметил и… В общем, ему это очень не понравилось.

– Он ударил тебя? – Джуд потемнел лицом, а я замахала руками.

– Нет, что ты! С чего ты вообще такое взял?

Реакция друга удивила меня. Неужели он считает Майка способным на такое? Но в действительности тот случай был и правда неприятным. Он грубо спросил меня: «Кто тебе пишет», а когда я попыталась перевести все в шутку и отмахнуться: «Подруга», потребовал показать телефон. Я возмущённо отказалась, всё еще не предполагая, куда нас этот разговор может завести. Майк схватил меня за запястье, разжал ладонь и забрал телефон, прочитал сообщение – там была фотография весьма фривольного купальника и подпись «на нашем месте через неделю». На мое везение Майк истолковал это сообщение так же, как и любой другой мужчина, не допускающий мысли о том, что его подружка может играть на два фронта: он решил, что мне действительно пишет знакомая, с которой мы договорились позагорать. С его лица сошло жесткое выражение, и он извинился за свою горячность. Я не стала развивать эту тему и, немного подувшись, простила его, но на моей руке остался темный след, а в желудке еще долго противно дергало от ощущения, что было бы, если бы он полез читать более раннюю переписку.

– Мне не нравится Майк, ты знаешь это.

– Знаю. А Роуз?

– И Роуз не нравится. Они оба – одного поля ягоды, подавляют тебя.

– Да брось, Джуд. Ты просто ревнуешь, как папочка, считающий, что никто не достоин его драгоценной малышки.

– Не в этом дело, Ева. Хотя и в этом тоже. И ты прекрасно понимаешь это, иначе давно бы рассказала родителям. Хотя бы об одном из них.

– Не думаю, что я могла бы рассказать родителям о Роуз.

– А вот и могла бы. Я знаком с твоей мамой и уверен, что она поддержала бы даже такое твое решение, будь ваши – твои и ее – чувства искренними.

– А ты считаешь, что наши чувства недостаточно искренни? – в моих интонациях появились недобрые нотки.

– Кто я такой, чтобы об этом рассуждать.

– Ну уж нет! Начал – так договаривай! Ты знаешь, я не выношу недомолвок.

– Тогда почему ты позволяешь ей недоговаривать? Ладно, Майк, с ним всё понятно, он сволочь, первостатейный мерзавец, но хотя бы честен в том, что ничего не обещает. А эта женщина… Ты что-нибудь знаешь о Роуз, кроме того немногого, что она рассказала сама? Ты знакома с ее друзьями, была у нее дома, на работе? Есть ли у нее дети, была ли она замужем? Может, она и сейчас замужем? Поверь, в Англии я насмотрелся на многое, в том числе и на таких вот скучающих леди среднего возраста, которые в определенный момент не против освежить свои старые чресла молоденькой идиоткой!

– Замолчи. Немедленно. – мой голос был шершавым и заскорузлым, руки тряслись от ярости и… страха? Страха, что всё, о чем сейчас говорил Джуд, могло оказаться правдой.

– Они используют тебя, Ева!

– Замолчи! – ярость и боль в собственном голосе напугали меня, и я замерла, тяжело дыша. Джуд отступил.

– Если ты настаиваешь.

– Да. Пожалуйста.

– Ева, не закрывайся от меня. Ты взрослая и вольна встречаться хоть с первокурсниками, я не хочу, чтобы это становилось между нашей дружбой. Просто то, что происходит сейчас… Я бы ни слова не сказал, если бы видел, что ты счастлива.