– Как ты не понимаешь? Чтобы потом появиться как ни вчем не бывало, когда ты поправишься. Да, чем больше я думаю, тем большеуверена…

– Но тогда почему же он не признался?

– Он же сделал это сгоряча, импульсивно. А потом,может, ему стало неудобно, он все-таки был не очень-то скромен, если переодевалтебя.

– Ну, у нас одно время были такие отношения, чтоподобная мелочь уже не могла его смутить.

– Если хочешь знать, его мог смутить собственныйромантический порыв.

– А зачем же он это продолжает? Даже теперь?

– Заигрался. И еще ему, наверное, приятно, что он хотькак-то с тобой связан…

– Да ну, Галка, это уж какая-то неземная любовьполучается. Непохоже. И потом, почему Попов?

– А если б он назвался Ивановым или Сидоровым, тебе былегче было? Нет, точно, я ему завтра позвоню и потребую ответа!

– Под каким предлогом?

– Без предлога. Скажу, что тебе это надоело. И вообще…Ой, Машка, все, я испеклась… Спать хочу, умираю… Большая же разница во времени,в Канаде сейчас вечер…

Галка легла и мгновенно уснула. А ко мне сон не шел. Галкиныподозрения не оставили меня равнодушной.

А что, может, и в самом деле это был Макс? Надо вспомнитьвсе детально. Он позвонил вечером и в первый момент хотел заехать ко мне, апотом почему-то передумал и назначил встречу на улице. А почему передумал?

Бог его знает. Возможно, боялся показать, что как-тоориентируется в моей квартире. Но так или иначе, а это мне и тогда показалосьстранным. Дальше… Встречу он назначил в двух шагах от моего дома. И как-то ужочень быстро начал за мной ухаживать. Впрочем, мне он тоже сразу глянулся… И ещеу него был немного удивленный вид… Это понятно: если таинственным незнакомцембыл он, то запомнил меня с длинными волосами, а тут я явилась стриженой. Онпотом еще спросил, давно ли я постриглась, что-то плел насчет манерывстряхивать волосами… Похоже, очень похоже… Вот, правда, перед Новым годом,когда он заехал вручить мне подарок – радиотелефон, он спросил, откудахризантемы. Но это же ровным счетом ничего не значит. А если это и вправду былМакс, зачем же он продолжает эту игру? Любит меня? Странно… более чем странно,но… Похоже! Очень похоже! Макс все-таки еще из поколения романтиков.

Походы, песни у костра… Недаром же я в какой-то моментрешила, что это дело рук Кости. Я вполне могла себе представить, что Костяспособен на такие шутки, а они ведь из одной компании… И все равно глупо! Что,впрочем, неудивительно, они ведь все козлы. Макс, козлик мой… Господи, как одинуменьшительный суффикс может коренным образом изменить все. Козел – оченьгрубое, злое слово, а козлик – нежное, нисколечки не обидное… Да, это как дураки дурачок… Нет, лучше: дурачок имеет и ласковое и презрительное значение –деревенский дурачок… А козлик – просто ласковое слово. Козлик мой…

Вся эта лингвистика так меня утомила, что я наконец заснула.И мне приснился хорошенький белый козленочек, который вдруг превратился вотвратительного старого борова…

Я проснулась в полном смятении. Оказалось, что я спала нетак уж мало. Часы показывали половину двенадцатого, в квартире было невыносимодушно. Я вскочила и бросилась в ванную. Там меня и застала сонная Галка.

– Машка, какая духота, сдохнуть можно. Надо что-топридумать…

– Предлагаю поехать на дачу.

– Там купание есть?

– Есть речка.

– Тогда поехали, А окрошка еще осталась?

– Кажется, да.

На даче мы проторчали до понедельника. Во вторник Галкадолжна была ехать во Владимир. По дороге с дачи мы заехали в магазин и купилинапольный вентилятор.

Лишь запустив его и устроив в квартире сквозняк, мы смогликак-то жить.

– Первым делом я позвоню Максу, – заявилаГалка. – Я ему обещала, что непременно звякну, если буду в Москве. О тебепока ни слова не скажу, посмотрю, как пойдет разговор, а потом огорошувопросом.

– Может, не надо? – робко сказала я.

– Надо! Еще как надо! Терпеть не могу неопределенности.Мне ее и в своей жизни хватает…

Она решительно достала из сумки хорошо знакомую мне визитнуюкарточку Макса и набрала его рабочий номер. Я замерла.

– Максим Павлович? Нет? Что вы говорите? А как мне егонайти? Очень жаль. – Она положила трубку, и вид у нее былрастерянный. – Машка, он там больше не работает.

– Как? – опешила я. Макс любил свою работу ивсегда говорил, что у них сложился хороший коллектив. Странно…

– Я спросила, как его найти, а мне сказали, что незнают. Позвоню ему домой!

– Не надо!

– Ерунда, это у тебя рыло в пуху, а я тут при чем?

– Да ты и есть главная виновница всего, еслиразобраться, – нервно засмеялась я.

Она вновь взялась за телефон.

– Добрый день, можно попросить Максима Павловича? Да? Акак мне его найти? Спасибо, записываю! Извините.

– Ну что?

– Это был сын… Сказал, что… Что Макс там больше неживет и дал какой-то номер.

– Все ясно, телефон Лидочки. Но уж туда ты звонить небудешь!

– Да, туда мне звонить и самой что-то не хочется.

Кретин, тряпка, идиот!

Так вот что значил мой сон…

– Машка, только ты не расстраивайся… Ой, Машка, я знаю,я придумала…

– Не надо ничего придумывать, за нас Лидочка уже давновсе придумала.

– Нет, я не про то… Я эту кашу заварила, я ее ирасхлебаю! Вернее, я тебя вылечу! Ты, дарлинг, про него и думать забудешь!

– Каким образом? – заинтересовалась я, мечтаяпоскорее начать лечение. Уж слишком непереносимой была боль.

– Я вернусь домой и сразу же вышлю тебе приглашение! Тыприедешь ко мне на месяц, я тебе покажу Канаду…

– «Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые…» –вспомнила я старую песню.

– Машка, любовные горести испокон веку лечилипутешествиями. Вот увидишь, ты вернешься совсем другим человеком. Я беру насебя все расходы, ты только оплати дорогу! Потянешь?

– Пожалуй, да.

– Нет, Машка, мы сделаем иначе. Я вернусь из Владимира,пойду в посольство и прямо там все оформлю, кажется, так можно сделать. Тогдабыстрее получится. Знаешь, странно, я в Москве почти совсем не думаю о Матвее сего девкой. Я почему-то уверена, что ему там без меня плохо.

– Это возможно, только не вздумай сделать ему сюрприз ивернуться раньше времени.

– Нет уж, это я бы и сама сообразила, – фыркнулаГалка. – Ну, а что же делать с Максом?