говорю — сначала на огне подержи, для корочки! Потом уже в печь! — горячился Горян.

— Как ты, батюшка, делаешь корочку, ни один зуб не разгрызёт! — не соглашалась Гостята.

— А ты попробуй сначала, попробуй! — он запихнул Гостяте в рот кусок перепёлки. — Хрустит, а? Тает во рту? А теперь скажи, что не понравилось?

— Понравилось, — кивнула Гостята, дожёвывая. — Но всё ж таки такая корочка и в печи появится. А так быстрей.

— Нет, так выйдет из мяса весь сок!

— Ну попробуй мою готовку, — Гостята тоже ему кусок перепёлки подала. Змеище сожрал прямо с её пальцев. Я уж раздумывал, чем бы в него запустить, да вроде за столом в доме. Неприлично.

— Хорошо, красавица! Очень хорошо! Но недостаточно! — он схватил её за руки и поцеловал её пальцы. — Вот скажи мне, девица, при таких талантах к готовке разве не обидно жить всего один век человеческий? Надо тебе быть бессмертной женщиной и учиться готовки у Горяна. Ох, мы вместе развернёмся! — он приобнял Гостяту за плечи. — Я так понимаю, ты не Хозяйка Леса? — он ноздрями потянул, знахарку обнюхивая.

— Нет, — ответила Гостята запросто. — Не знаю, про что ты, батюшка.

— Какой же я батюшка? Зови меня Горяном. Можно Горянушкой, — змеище подмигнул.

Гостята, которая видела, как Тишка на этом трёхглавом Горяне сегодня прилетел, пока ещё не совсем свыклась с нами всеми. Но привыкала быстро. Горящего Кощея больше не пугалась и каждый раз не вскрикивала. К Горяну, кажется, ещё быстрей проникнется.

— А пойдёшь ли в жёны к Горяну, красавица? — продолжил ящерица крылатая.

— Как же это в жёны? — знахарка не поняла.

— Будешь со мной жить, сделаешься бессмертной. Дети наши будут расти вместе — получится ватага крепкая. У меня детей много, а если выйдет ещё больше, я буду только счастливее. Ты станешь колдовать, будешь ведьма сильная. А если не захочешь: сиди на хозяйстве, занимайся дальше знахарством, — ворковал ей змеюка ласково.

— Горян, сядь уже на место, — не выдержал я. — И тащите сюда вашу перепёлку. Я тоже есть хочу.

— Подожди, — остановил меня Горян, вытянув ладонь и снова взглянул на Гостяту. — Я жду ответа от красавицы.

— Спасибо за твоё предложение, уважаемый Змей Горыныч, — ответила знахарка, занимаясь птицей, чтобы на нас не смотреть. — Но я когда-то обещала отцу своего сына, что у меня мужчин больше не будет, кроме него. Так что я замуж не пойду ни за кого. Проживу, как есть, — она быстро подхватила блюдо и принесла на стол, показывая, что разговор окончен.

Потом Горян меня расспрашивал, что со мной? Почему не хочу перекинуться в человека? Ведь если нужен мне повод — то вот он: сын под окнами бегает и женщина любимая по дому ходит.

— Умру я, — ответил сердобольному нашему Горяну. — Перекидывался недавно и понял, что дело не в одной моей голове. Много внутри инородного моё тело носит. Туша лешего всё это обрастила мясом, переплела и как-то приспособилась, хотя тоже болит. А тело человеческое это носить в себе неспособно. Ну и… я уже снова пробовал, но не получилось.

— А как получилось в последний раз?

— Надо было выйти к людям. За Тишкой вышел. Перекинулся, рога отрубил и пошёл. А сейчас никак не выходит.

Горян покачал головой. Тут подсказать ничего не вышло. Я бы и рад, вот она, семья, рядом, а не выходит справиться ни со своей больной башкой, ни со своей покалеченной натурой. Так же ночами вою, так же накатывает. Так же плохо слушаются лапы.

Кощей прилетал как раз когда Горян был. Посокрушался, что сейчас и у меня две жены, а у него, Кощейки, до сих пор одна.

— Это что, я только начал, подожди, во вкус войду, — подначивал я его.

— Мара тут про тебя узнала, и мне выдала, что раз у Горяна сто жен, у тебя, Лешего, две жены, то и у неё должно быть больше одного мужа. Что она, хуже Лешего со Змеем, что ли?

— Интересная она у тебя женщина, — признался я.

— А ты что? — спросил Горян.

— Сказал, чтобы со мной посоветовалась — мне с ним сидеть, пока она будет по своим иномирьям скакать — головы рубить. Может, на рыбалку сходим с ним. Так-то неплохо… — Кощей почесал голову.

— А она что? — Горян всё любопытствовал.

— Да ничего, — вздохнул Кощей. — Сказала, что я не люблю её и она уйдёт к Алёше четвёртою женою.

Я начал считать жён.

— Обсчиталась она. Куда четвёртою-то? Третьею же, выходит.

— Она Раду, наверное, посчитала, — посмеялся Горян. — Алёша, вместе с Радой четыре будет.

— А Раду мне куда?

— А что? — Горян облокотился на Костейшество. — Ты разве не привык к ней? Я, например, привык. Жалко девицу, если бессмертной она не станет. Что же, человеческий век проживёт и сгинет?

— Ну она шустрая. Может, и сама как-нибудь в нечисть перекинется.

— Эта перекинется. В образину какую-нибудь окаянную. С неё станется. Будет в шерсти, с лапами и хвостом девица. А глазу приятнее смотреть на нормальную. Не в обиду сказано будет Кикиморе.

— А мужа её куда?

— Так она переживёт его.

— Ждать, как он помрёт? Так к тому времени и Рада станет старухою, — размышлял я.

— Не станет. Больно сильно не состарится, раз богатырка. И много дольше проживёт человеческого мужа. Да и когда будет в жёнах нечисти, внешность поправится. А ты, Алёшенька, сам не больно привередливый для того, у кого морда звериная и человеческой ипостаси нету? — посмеивался Горян.

— Братцы, я не понимаю, как это у Лешего уже четыре жены, у тебя, Горян, сто, а у меня, у царя, стало быть, ни одной? — Кощей развёл руками.

— Меня больше тревожит, что у Алёшеньки уже четыре на уме, и он только во вкус входит, а у меня до сих пор, как было, так и есть — всего сотня! — сокрушался Горян.

Друзья мои прилетали часто. Стало в моём доме весело. Правда, не знаю, как оно будет, когда Тишка из дома вылетит. Горян его вместе со своими устроить решил куда-то в школу лётную к какому-то колдуну змею. Я не против, это дело интересное, тем более — я к лесу и земле привязан, а Тишка будет словно птица вольная.

— А там, гляди, научится и змеем обращаться, — шутит Горыныч.

— Если нет этого в природе — как же научится? — не верю я.

— Пока он человек, сам знаешь, может принять любую сущность. Вот выберет быть змеем!

— Это ящером летающим? Как ты?

— А чем я плох? Из вас я самый живучий и самый по жизни запасливый. До