спиралями, зубчатые двери и окна, указывающие на капризы фантазии у людей со своего рода артистическими наклонностями.

После освобождения крестьян эти дома от бывших помещиков перешли в руки скупщиков-купцов, так часто заступающих место дворян. Кулаки и спекулянты разных наименований недолго оставались в домах, не подходящих для деловых операций и мало для них привлекательных в других отношениях. Они жили в качестве неприятелей, овладевших городом после осады и оставшихся там лишь на время, для того только, чтобы все имеющее какую-либо ценность превратить в деньги.

Еще раз «Валы» переменили свой вид и население. Дома, службы и пристройки снимались большей частью мещанами и рабочими. В их глазах главной приманкой была земля, сдававшаяся при домах, – сады и огороды, в которых возделывались овощи. Дома они сдавали жильцам из господ; сами же со своими семьями теснились в пристройках и службах. Такая метаморфоза оказалась самой прочной. Собственники домов повышали цену съёмщикам, а эти последние ухитрялись выжимать ренту из своих жильцов.

Город представлял рынок для сбыта овощей и давал с каждым годом увеличивавшееся число дачников, для которых слова «природа» и «свежий воздух» имели некоторое значение, так что за пользование ими они не прочь были платить по мере сил.

В начале весны в одном из таких домов сидели у открытого окна два молодых человека. Один из них, юноша лет двадцати, напряженно всматривался в темноту, старательно разглядывал каждого входившего в сферу света тусклого уличного фонаря.

Это был Ватажко. Другой был наш знакомый – Андрей, приехавший в Дубравник с неделю тому назад и поселившийся с товарищем в этом тихом квартале.

– Никого? – спросил он.

– Никого.

– Странно, – заговорил Андрей после небольшой паузы. – Суд должен был кончиться часа три тому назад. Заике давно пора бы быть здесь, Ксению повидать ведь недолго.

– Может быть, ее не пустили на суд, – предположил Ватажко.

– Ну вот еще! Кого же пускать, коли не барышню с ее положением?

– Ну так остаётся предположить, что Заика погиб от взрыва, потому что он никогда не опаздывает, – пошутил Ватажко.

– Что ж, может быть, и взаправду погиб, – согласился Андрей серьёзным тоном. – Он так неосторожно обращается со своим любезным зельем, что может быть взорван каждую минуту.

– Не побежать ли мне к нему справиться? – предложил Ватажко.

– О чём? Взорван он или нет?

– Ну вот! Видел ли он Ксению и что она ему рассказала.

– Если он взорван, то ничего не скажет, а если нет, то придёт тем временем сюда, и вы с ним разойдётесь. Лучше подождём.

Наступило молчание.

– Какая скука! – не выдержал наконец Ватажко. – Уж задам же я Заике, когда он придёт!

Он бросил последний безнадёжный взгляд на пустую улицу, как вдруг с противоположного конца послышался стук приближающегося экипажа.

– А! Вот он наконец! – весело вскричал Ватажко, мигом забывая свой гнев.

Андрей тоже выглянул в окно и увидел Заику, быстро подъезжавшего на открытых дрожках.

Это был человек средних лет, геркулесовского сложения, с черной бородой почти до пояса. Дотронувшись своей длинной рукой до плеча извозчика, он приказал ему остановиться у ворот. Это было против правил, так как извозчика следовало остановить, не доезжая до дому, но Заика, очевидно, спешил.

Через минуту он входил в комнату, нагибаясь, чтобы не удариться головой о притолоку низкой двери. Ватажко успел тем временем запереть окна, спустить занавеску и зажечь пару свечей.

– Ну что, каковы новости? – спросил Андрей. – Рассказывайте скорее.

– Сейчас, дайте прежде раздеться. Заранее предупреждаю, что ничего особенного, – ответил вошедший, слегка заикаясь.

Вблизи его худая, слегка сгорбленная фигура вовсе не напоминала Геркулеса. Борода при свечах оказалась не черной, а русой, падающей на грудь двумя длинными космами. На худом продолговатом лице с длинным прямым носом были замечательны только серые беспокойные глаза, вспыхивавшие иногда каким-то фосфорическим блеском. Глядя на них, приходило в голову, что он, пожалуй, может видеть в темноте, как кошка.

– Видели кузину? – спросил Андрей.

– Видел.

– Так садитесь и рассказывайте все по порядку.

Заика сел и начал рассказывать. Политический процесс действительно начался перед военным судом. В первом заседании было сделано еще очень немного, но опытный человек мог уже вывести некоторое заключение относительно дальнейшего хода дела. Заика сообщил, что большинство членов суда было назначено генерал-губернатором специально для этого процесса. Это был плохой знак. Обвинительный акт, прочитанный в этом заседании, тоже не предвещал ничего хорошего. Относительно того, под какую статью подведут трех главных подсудимых – Бориса, Зину и Василия, – не могло быть никаких сомнений. Иначе стояло дело Бочарова и сестёр Дудоровых, не виновных, в сущности, ни в чем, кроме простого знакомства с конспираторами. Поэтому заключение обвинительного акта об участии всех подсудимых в общем заговоре с целью низвержения трона и всего прочего было весьма зловещим. Оно говорило о намерении обвинительной власти требовать смертной казни для всех подсудимых.

– Но разве же это возможно? Какие же у этой скотины могут быть доказательства? – прервал Ватажко рассказ гостя.

– Все тот же пикник в лесу, на котором был предатель Миронов, – отвечал Заика. – Дудоровы и Бочаров были на пикнике. От Василия они не добились ни одного слова. Он молчит с самого ареста. Но опять же Миронов утверждает, что Василий был там вместе с Андреем и Вулич. Кроме того, дворник Дудоровых узнал карточку Вулич и показал, что она часто приходила к Дудоровым.

Заика замолчал, считая дело совершенно разъяснённым. Одни конспирировали, другие были с ними знакомы, а следовательно, все одна шайка. Русским людям слишком хорошо знаком этот обычный прокурорский приём.

– Ну, а как подсудимые? – спросил Андрей, переходя к более интересной теме.

– Ксения говорит, что они все время разговаривали между собою и на суд почти не обращали внимания. Только раз они взволновались и протестовали.

Заика передал затем, что взволновали подсудимых грязные клеветы, которые прокуратура сочла долгом взвести на подсудимых, в особенности на трёх женщин. Он не мог рассказать всего, так как сам не был на суде, а кузина многое пропустила в своём рассказе. Но и переданного было достаточно, чтобы привести в бешенство Ватажко.

– Негодяй! – вскочил он, сжимая кулаки. – Хотелось бы мне, чтобы он попался мне под бомбу!

Но ни один мускул не дрогнул на лице его старшего товарища.

– Что это вы, друг? – спросил он. – Разве вы ожидали от них чего-нибудь иного?

– Нет, но это уже слишком! – возразил Ватажко. – Мясники и те не бросают грязью в животное, которое они ведут на убой.

– На то они и мясники, а это царские опричники, – заметил Андрей. – За хорошие оклады да чины они с родной матери