— Нормальный человек, просто пышу здоровьем, — улыбнулся чужестранец, и, выдержав взгляд Паратуза, перевёл взор на дверь. — Стража! — крикнул он и в дверях появились два воина в полном облачении. «Хорошо выглядят, даже ремни затянуты», — метнулось в голове казначея.

— Возьмите его величие, — указал ладонью на спящего Богатура Нибрас. — И отнесите в его покои. Так, чтоб больше никто его не видел, и помалкивайте сами, о том, что видели.

Стражи бросились исполнять приказ.

— Ты! — указал он перстом на правого стражника, от чего тот застыл на месте и моментально стал потеть. — Останешься с Повелителем. Не давай ему лечь на спину, и как только начнёт ворочаться, то возьми и подставь тазик. Ему это будет нужно.

— Но у него есть женщина… — набрался смелости воин.

— И не одна, — подтвердил Нибрас. — Но отвечаешь за то, чтобы всё прошло лучшим образом именно ты.

— Есть… — только и нашёлся сказать стражник и бросился помогать товарищу.

Когда они повели Богатура по лестнице наверх, Паратуз снова вернулся к разговору с Нибрасом.

— Кто ты такой? — вновь задал вопрос он.

— Просто странствующий воин, — пожал плечами тот.

— По тонкому льду ходишь, — с угрозой проговорил казначей.

— Моя профессия очень тесно связана с хождением по тонкому льду, — парировал собеседник. — Если разрешите, я пойду проверю стражу. Она как раз должна сменяться.

Паратуз продолжил всматриваться в лицо чужестранца. Что-то было в нём не так. Что-то нереальное, что-то то, чего здесь быть не должно. Это не удача, что тот появился у них, это гораздо… хуже.

— Иди, — наконец-то проговорил казначей.

Нибрас прикоснулся к полям шляпы и быстро вышел из помещения. Его волновал этот коренастый мятежник. Возможно, затереться среди этих чинис было не такой уж хорошей идеей.

— Ну, что там? — спросил Люциус вернувшегося Антуана.

Охотник на демонов с недовольной миной стянул шапку и стал отряхивать её, поглядывая на оставшегося в тепле мага огня и его девицу, смирно, как кукла, сидевшую и смотревшую в окно.

— Он теперь с ними, — проговорил наконец Антуан и стал стягивать полушубок.

— С кем? С ними? — попросил уточнить Люциус.

— С этими овцелюбами, будь они прокляты! — грянул собеседник, а затем уже более буднично, добавил. — У них какая-то заварушка. Сидят там на своих смуглых задницах и ждут, когда сойдёт снег на перевале.

— Это плохо… — задумчиво проговорил маг, окинув взглядом охотничий домик, что им удалось занять в отсутствии хозяев.

— А то… — Антуан повесил на гвоздь свой полушубок. — Надо бы заявиться туда, запалить их и покромсать. Разворошить их гнездо. Глядишь и кого-нибудь из этих выродков удалось бы зацепить.

— Он не будет убивать невинных, — резко развернула голову к Антуану Луна — спутница Люциуса.

— Много ты знаешь о невинных. Эти овцелюбы своих не жалеют, с чего мне жалеть их? — с вызовом произнёс охотник на демонов.

— Ты можешь делать, что хочешь, — с брезгливостью в голосе проговорила девушка. — Но Люциус дал обет, и он его сдержит, или я прикончу его собственными руками.

— Не много ли эта пигалица себе позволяет? — Антуан обращался к Люциусу, указывая пальцем на его спутницу.

Луна в негодовании вскочила, и, как по команде, на ноги поднялся и маг огня.

— Тихо, тихо, — проговорил он, обращаясь в пустоту перед собой, а затем затравлено посмотрел на охотника на демонов. — Луна не простая женщина. Она следит за мной. Она страшный человек. И если она сказала, что я не убью невиновного, я лучше себе отрежу руку, чем сделаю это.

Антуан переводил яростный взгляд со смотрящего на него с безмолвной мольбой Люциуса на Луну, на лице которой застыла гримаса отвращения.

— Странные, вы, — наконец буркнул он и направился к кованному очагу в дальнем углу лачуги. Поднеся руки к тлеющим углям, охотник на демонов ощутил их жар и слегка смягчился. — И что вы предлагаете делать? Ждать здесь до весны?

— Надо дождаться, когда демоны расслабятся… — проговорила Луна, садясь на место.

— И напасть на них? — перебил её Антуан.

— Зачем? — голос девушки приобрёл приторно сладкую интонацию. — Надо убить сучку, что вызвала их. Тогда чары падут, и демоны отправятся обратно в преисподнюю.

— Ого, — обернулся охотник на демонов. — Ты же говорила, что ты не потерпишь, чтобы Люциус убивал невинных.

— Вызвавшие демона — это отродья хуже самих демонов, они недостойны жить. Они вообще недостойны ничего, — проговорила Луна и кинула на своего спутника такой презрительный взгляд, что Люциус весь согнулся под ним, как будто ожидая удара кнута.

Женщина, отвечавшая на вопросы Ганса, постоянно смотрела на Катерину, как будто отвечала ей, а не светлому чужестранцу. Ей казалось, что этот человек, спрашивающий её, просто не может действовать сам, а тем более говорить на их языке. Это обязательно должен быть слуга стройной госпожи, сидевшей на лошади с достоинством княжны.

— Ещё раз, — вздохнул Барон. — Как убили вашего мужа?

— Пырнули, — не отводя глаз от Катерины, проговорила женщина.

— Чем пырнули? — спокойно спросил Ганс, который уже задавал этот вопрос прежде, чем их разговор зашёл в тупик.

— А я почём знаю? — снова ответила та. — Ну пырнули и пырнули, умер он… — лицо женщины исказилось, и она снова начала хныкать.

Барон вздохнул.

— Ты не так спрашиваешь, — подала голос княжна.

— Спроси ты, — пожал плечами Ганс.

— Куда пошла женщина, что убила твоего мужа? — с властной интонацией задала вопрос Катерина. — Мы идём, чтобы схватить её и казнить. Если ты не скажешь, то пеняй на себя.

Женщина моментально перестала плакать и подобострастно быстро заговорила.

— Она ушла к горам на восток, по дороге ограбила Хико, который с семьёй возвращался с ярмарки, потом бродячего торговца убила. Это было у деревни трёх сосен и день назад, мальчик, что разносит вести от княжего двора, рассказал, что видели её около Хидаригавы. Она перерезала горло десяти овцам и до смерти напугала пастуха, выгнав его из пастушьего домика. Он не знает там ли она, потому что каждый раз начинает биться в конвульсиях, когда подходит к дому слишком близко. Это всё что я знаю, госпожа… пощадите… — с этими словами вдова кузнеца упала на землю в таком резком поклоне, что Ганс даже подумал, что она размозжит себе голову.

Барон вернулся к своей лошади и в полном молчании забрался на неё. Только когда он с княжной выехал из деревни, то позволил себе прокомментировать события.