Бриджид, осмотревшись, не стала сразу отвечать, а позволила Овертону поставить на столик две чашки на блюдцах, кувшинчик с молоком, трехъярусную этажерку с печеньем и кексами, несколько видов джемов и большой чайник. Молча выполнив свою миссию, дворецкий растворился в темных коридорах имения.

– Когда вы посылали меня в Россию, Филипп… – певица элегантно взяла небольшую фарфоровую чашку с золотым орнаментом по краю, наполненную прекрасного цветом напитком. – Страдания на вашем лице я не обнаружила.

– Если бы я не умел тщательно скрывать свои эмоции, то не добился бы успеха и в половине своих начинаний, – ровным голосом ответил лорд. – Угощайтесь, Бриджид. Этот абрикосовый джем прекрасен. Овертон бережет его для особенных гостей.

– К чему такая срочность, Филипп? Для чего вы меня заставили бросить труппу и отказаться от славы и денег? – итальянка поставила чашку с блюдцем на стол и впилась в лорда недобрым взглядом.

Клиффорд сложил газету вдвое и отложил ее на подлокотник кресла. Затянувшись пару раз недавно зажженной сигарой, лорд обдумывал свой ответ. Он вообще любил паузы в беседах. Нет, не для придания значимости собственной персоне – лорд в этом не нуждался. Он любил смотреть, как поведет себя собеседник. Выкажет ли смущение, или сделает вид, что не замечает неловкой задержки в разговоре, а может и сам продолжит диалог, чтобы сгладить ситуацию. Из этого лорд мог сделать вывод, в каком состоянии духа пребывает его собеседник, испытывает ли неловкость, готов ли идти на уступки, хочет ли добиться его расположения.

В карих глазах Бриджид Клиффорд не увидел ни малейшего намека на слабость или желание угодить. Он увидел взгляд опытной женщины, знающей, с кем имеет дело.

Когда шесть лет назад лорд обратил внимание на юную, но, без сомнения, талантливую певичку из итальянской труппы, он видел перед собой совершенно другой взгляд. Как ему тогда показалось, во многом наивный и доверчивый.

– Ваша миссия в Петербурге закончена, моя дорогая. Там стало слишком опасно. Достаточно того, что там остался Джованни. После неудачного взрыва во дворце я не вправе рисковать такой красотой.

Итальянка усмехнулась, будто на минуту поддавшись какой-то слабости, но затем собралась и вернулась к официальному тону.

В свое время, поддавшись обаянию и всем уловкам охаживавшего ее лорда, она рассчитывала на совершенно другое будущее, видела себя обеспеченной содержанкой, но никак не шпионкой в далеком и холодном Петербурге. Отказать она ему тогда не смогла во всех смыслах и после короткого, но бурного романа все же согласилась на гастроли в России, которые затянулись на несколько лет – альтернативы ей лорд не оставил. Не получив за очередную ночь страсти вознаграждения, перед тем, как покинуть своего состоятельного любовника, она взяла его сама. Выбор итальянки пал на великолепный перстень восточной работы.

В ту ночь Бриджид познала не только силу страсти Филиппа, но и мощь его гнева. Все следующую неделю певица под разными предлогами носила платья с высоким, закрывающим горло воротником, чтобы скрыть от постороннего взгляда следы от хватки его тонких и узловатых, но очень цепких пальцев.

Держа девушку за горло, лорд каким-то простым нажатием на кадык обездвижил её, заставив замереть, поднявшись на носочки. После этого Клиффорд достоверно, красочно и пространно описал своей возлюбленной правила содержания в женской тюрьме Brixton. Уже после первой фразы о четырехмесячном карантине в одиночной камере, толи от боли, толи от страшной тюремной перспективы, из глаз итальянки полились слезы, что было расценено лордом как признание вины и капитуляция.

С тех пор Бриджид исполняла все поручения Клиффорда, в том числе и романтического характера. Она стала его инструментом для сложных вербовок и примитивного шантажа – красота и обаяние итальянки сбоев не давали. Со временем Бриджид благодаря бесспорному таланту и хлопотам своего патрона стала солисткой оперной труппы, график гастролей которой был составлен исключительно в соответствии с пожеланиями лорда. Своего лучшего агента он мог теперь легально перемещать по всей Европе.

– Не нужно, Филипп… Я прекрасно понимаю, какие цели вы преследовали. Все ли ваши поручения я выполнила? Достаточно ли была прилежна? Что теперь, куда вы меня зашлете на этот раз?

Помедлив с ответом, Клиффорд встал, чтобы положить в камин пару поленьев.

– Я не узнаю свою Бриджид. Какой металл в голосе…

–А чего вы ожидали, Филипп? Свои слезы я выплакала, моя жизнь начала устраиваться, так что, давайте к делу. Уверена, вы, как обычно, очень заняты, да я, впрочем, тоже. Мне нужно как-то устраивать свою жизнь, если я в труппе уже не нужна.

Усевшись в свое кресло, Клиффорд с каменным лицом заметил:

– Об этом мы поговорим позже. Сейчас меня интересуют подробности из первоисточника.

– Спрашивайте, дорогой Филипп. Я же получала от вас жалование, так что, отвечать обязана, – съязвила певица.

Лорд встал, затянул пояс своего домашнего халата, надетого поверх белоснежной рубашки, заложил руки за спину и принялся отмерять шаги по толстому, заглушающему звуки ковру персидской работы. Его передвижения были абсолютно бесшумны, и Бриджид поймала себя на мысли, что вокруг нее ходит хищник сродни тигру.

– Насколько уверенно чувствует себя наш протеже? – произнес лорд, не отрывая взгляда от рисунка на ковре.

– Нервничает. Сейчас все во дворце нервничают. Император своей нерешимостью и трусостью передает это состояние окружающим. Одна партия, во главе с Победоносцевым и наследником требует решительных действий, другая, в которой прислушиваются к Лорис-Меликову, ищет способ снять напряжение в обществе и настаивает на либеральных реформах, а сам царь лавирует между ними, как лосось на нересте.

– Лосось? – переспросил лорд.

– Да, это любимая рыба русских на Дальнем востоке. Она перед смертью так работает хвостом, чтобы подняться по реке к месту своей гибели, что привлекает к себе внимание медведей и гибнет, не всегда успев отложить икру. Ей приходится лавировать между камней.

– Интересная ассоциация. И что, обязательно гибнет?

– Говорят, она сознательно идет на смерть, чтобы продолжить род.

Клиффорд сжал губы и в свете множества свечей, освещавших зал, его и без того острые черты лица стали совершенно зловещими.

«Как я могла тогда сдаться на его милость?» – в очередной раз спросила себя Бриджид, пытаясь справиться с чувством, подобным отвращению.

– Как здоровье императрицы? – лорд отвлек её от неприятных мыслей.

– Говорят, очень плоха. Придворные медики пытаются обнадежить и царя, и наследника, но точно никто не может сказать, сколько ей осталось. Она уже не встает с постели.

– Прекрасно, прекрасно… – пробормотал лорд.

«Боже, какое чудовище…» – Бриджид уже не могла сдерживать эмоции, но лорд продолжал отмерять шаги по ковру, ступая ровно по орнаменту.