Монах с вызовом смотрел в глаза врага рода человеческого. Инквизитор встретил взор сатаны и не отвел взгляд. Не растворился в безграничном, как бескрайняя вселенная, взгляде сатаны!

— Отвечай! — потребовал Велдон! — Говори правду, и только правду!

— Ты верно сказал, святой отец. Жизни людей — это всего лишь миг. — Дьявол пристукнул кулаком по столу. — Но этот миг мне нужен!

— Зачем?

— Слишком много вопросов, святой отец.

Велдон больше не вздрагивал и вообще никак не реагировал, когда слышал про свой сан. Монах упрямо глядел на человека, которым предстал пред ним сатана, и могло показаться, что пред грозным инквизитором сидел преступник, чьи прегрешения велики и полностью раскрыты. В эти мгновения Томас Велдон был самим собой. Прежним железным инквизитором арнийского Загорья.

— Зачем? — повторил он.

— Низверженный! Вот мой ответ! — произнес дьявол. — Сей мир нужен ему, а первый бог Орнора — мне. Удовлетворен ли ты новым знанием, святой отец?

Велдон кивнул.

— Удовлетворен, — сказал он, — но также знаю об ином. Коль слышишь Отца лжи, всегда поступай супротив его уговоров.

Монах поднялся, на дьявола он больше не смотрел.

— Сделай все наоборот! — воскликнул Велдон.

— Ты куда?! — Я вскочил со стула и преградил инквизитору путь.

— Ты слышал его и меня? — Монах смотрел мимо, но в его взоре пылал огонь.

— Ополоумел! — Схватив инквизитора за грудки, я сильно встряхнул его.

— Отпусти! — процедил он сквозь зубы. И попытался разжать хватку моей левой руки, да бесполезно. Все равно что раздвинуть железные тиски! Зато на меня уставился обжигающий взор Томаса Велдона. Прежнего инквизитора и истово верующего чада Матери Церкви!

— Святой отец! — Я тоже обратился к нему по-старому. Чтоб встряхнуть Велдона еще и словом! — Не ты ли твердил, что тебе нужна лишь дочь? Что Лилит дороже целого мира?

Велдон ответ взгляд.

— Молчишь? Ну так я скажу за тебя! Только что в этой самой каюте ты признавался, что готов ради Лилит на все!

— Что это меняет, Гард?

— Сейчас? Все! Если смерть Брана начнет конец времен, свою дочь ты, скорей всего, не увидишь! Хаос воцарится в Орноре! А Низверженный? Он наверняка обезумеет! Его слуги и приспешники будут метаться по всему миру. Сколько судьба отмерит каждому из них?

— Сколько? — Велдон смотрел мне в глаза; неистовство в его взоре начало гаснуть.

— Не знаю, — я отпустил монаха, — но, быть может, мы не успеем найти Лилит и Алису.

— Ты прав. — Голос Велдона зазвучал тихо. — Я не трону Брана. Он должен прожить долгую жизнь.

Монах направшіся к выходу из каюты.

— Отец Томас! — Я окликнул его.

Велдон обернулся. Его снова проняло от упоминания сана. Он был как побитый пес, но в данное мгновение лучше видеть такого Томаса Велдона, чем неистового инквизитора, который вознамерился словом и делом явить непокорность сатане. Не время сейчас для этого и не место.

— Дай слово!

— Как пожелаешь. — Плечи инквизитора поникли. — Я не причиню вред Брану, и в том мое слово.

Монах покинул каюту, оставив меня наедине с дьяволом, который с показным интересом принялся разглядывать меня.

— Что еще?

— Ты мой, — произнес сатана.

Я засопел от злости, потому что дьявол разглядывал меня, как работорговец — свою законную добычу. Пусть так! Николас Гард принадлежал ему, это правда, но я не безмолвное и покорное существо с рабским ошейником.

— Есть еще одно, — произнес сатана, взор его сделался вдруг жестче, а маска благодушия исчезла. — Ты мой. Я повторю это тысячу раз, если нужно. Но Ирменгрет посягнула на твою кровь!

Каюта погрузилась в полнейшую тьму. Во мраке остались лишь светящие красным глаза, которые не принадлежали ни человеку, ни иному смертному или зверю. Моя злость и раздражение были каплей рядом с океаном ненависти, что таили в себе эти нечеловеческие, горящие красным огнем глаза.

— Ты мой без остатка! Никто не смеет покуситься на тебя!

Ноги подкашивались, норовя опустить на колени перед Люцифером слабое человеческое тело. Но я держался! Стиснув зубы, я стоял прямо под взглядом дьявольских очей, потому что это было немногое, что у меня не отнять. Можно силой бросить на пол, но я буду стоять, пока есть хоть частичка воли.

— Ирменгрет! — прозвучал голос сатаны, что больше походил на рычание. — Она посмела! Она должна понести кару!

— Нет! — закричал я.

Тьма исчезла вмиг. Я был один в опустевшей каюте. Никого, только скрипнули петли и закрылась дверь, дьявол там! Я ринулся в коридор, чтобы остановить его! Тоже пустота!

— Кровь и песок!

Теперь на верхнюю палубу! Нашел на ней Брана, Велдона и доктора Зилля. Несколько матросов и капитан галеона тоже здесь, но вампира нет.

— Где Ирма?!

Ирменгрет исчезла! Бран сказал, что только что была у грот-мачты, но никто не видел, куда она делась. Капитан корабля, которого подозвал к нам предвестник, сообщил, что тоже не знает, где сейчас благородная дама. Последние два слова дались ему непросто. Наверное, хотел назвать Ирму демоницей либо дьяволицей, но не посмел это произнести под сумрачным взглядом Брана.

Задумчивый Томас Велдон лишь пожал плечами и направился к голове, насаженной на древко копья, воткнутое в палубу, что по-прежнему моргала и разевала рот. На мой вопрос, зачем сдалась ему мертвая голова, инквизитор пробурчал что-то невразумительное. Да черт с ним, с монахом!

Рене Зилль тоже толком ничего не сказал, но хотя бы смотрел сейчас осмысленным взглядом. Я не доверял ему, не представляя, что ждать от приспешника Низверженного, который предал Возвратившегося бога ради Ирменгрет.

— Да чего ты так взбудоражился? — Бран не понимал, зачем я ищу вампира.

В самом деле, зачем? Я подошел к фальшборту, попросив предвестника оставить меня наедине с мыслями. Уставившись на волны широкой реки, чувствовал, как внутри начинается буря. Я не понимал, отчего меня заботит судьба вампира. Ирма точно не человек. Она чудовище, каких еще поискать. Чего только стоит отделенная от тела, но неумершая голова!..

Кровь и песок!

Не я ли только что упрекал Велдона? Своих не бросаем! Он обдумывал убийство Брана, а я бросил Ирму. Но она нежить! Давно мертва! Я выругался… Мертвец, с которой я плескался в купели, и тогда Ирма казалась очень живой. Вправе ли отказаться от нее?

Нет! Я покачал головой. Слишком многие, кто был рядом, кто шел за Николасом Гардом, пострадали. Я в неоплатном долгу перед ними! Слишком многими; и перед судьбой тоже! Потому что они погибли, а я жив и предаюсь раздумьям! Словно трус, который ищет оправдания для своего бездействия! Судьба сама возьмет свое, если неоплаченных долгов накопится слишком много. Я не мог бросить Ирменгрет!