Динамический закон трансакционного и сценарного анализа —«Думай о сфинктере!». При этом практический принцип для психотерапевта —наблюдать движение каждого мускула каждого пациента в любой момент занятий вгруппе. Экзистенциальный девиз: «Трансакционные аналитики — здоровые,счастливые и храбрые люди. Они бывают повсюду и встречаются с интереснейшими вмире людьми как у себя дома, так и на приеме пациентов».

Под храбростью мы понимаем попытку осмыслить целикомпроблему человеческой судьбы и оказать человеку помощь в трудных ситуациях.Сценарный анализ в таком случае помогает понять проблемы той или инойчеловеческой судьбы. Он говорит, что судьбы людей чаще всего предопределены, ииногда свобода в этом отношении не более чем иллюзия. Например, для человека,решившего покончить с собой, это решение, принимаемое в одиноком и мучительномраздумье, выглядит сугубо автономным. Может быть, единственно правильный —дарвиновский способ объяснить этот факт: считать судьбу человека продуктомродительского программирования, а не автономного индивидуального выбора.

В чем же состоит ответственность родителей? Сценарноепрограммирование, во всяком случае, не более промах, чем наследственный пороквроде диабета или плоскостопия, так же как наследственный талант к музыке илиматематике. Может быть, родители — просто-напросто передаточное звено длядоминант и рецессивов, полученных ими от родителей и прародителей? Сценарныедирективы постоянно перетасовываются, точь-в-точь как гены, благодаря томуфакту, что дитя имеет двух родителей.

В то же время сценарный аппарат гораздо более чуток иподвижен, чем аппарат генетический, и постоянно изменяется под воздействиемвнешних факторов, таких, как жизненный опыт и предписания, получаемые от другихлюдей. Очень трудно предсказать, когда и как кто-то из посторонних скажет или сделаетчто-то, что изменит весь сценарий человека. Возможно, это будет реплика,случайно услышанная в коридоре или в праздничной толпе, или результатформального взаимодействия в браке, в школе, в кабинете психотерапевта. Ведьизвестно, что каждый из супругов постепенно приспосабливает свои представленияо жизни и людях к представлениям другого. Эти изменения отражаются в тонуселицевых мускулов супругов, в их жестикуляции, так что в конце концов они могутстать похожими друг на друга.

Родитель, стремящийся изменить свой сценарий, чтобы невнушить детям то же самое, что было когда-то внушено ему самому, долженосмыслить Родительское состояние своего Я с Родительскими «голосами», звучащимив его сознании. Дети умеют «разряжать» эти «голоса» в своеобразных взрывныхпоступках. Поскольку родитель старше и, как предполагается, в каком-тоотношении мудрее ребенка, то его долг и обязанность заключаются в контролесвоего Отцовского поведения. Только поставив своего Родителя под надзор своегоВзрослого, он может справиться со своей задачей. В конце концов он такой жепродукт Родительского воспитания, как и его дети.

Трудность заключается в том, что дети — это чаще всего копиисвоих родителей, их бессмертие. Родители всегда довольны (хотя могут непоказывать вида), когда дети им подражают, пусть даже в самом дурном отношении.Именно это удовольствие и нужно поставить под Взрослый контроль, если мать иотец хотят, чтобы их ребенок чувствовал себя в этом громадном и сложном миреболее уверенным и более счастливым человеком, чем они сами.

Против теории сценариев выдвигается много возражений, причемкаждое со своих особенных позиций. Чем лучше мы ответим на все сомнения, темобоснованнее будет наше заключение о надежности сценарной теории.

Многие интуитивно чувствуют, что теория сценариев не можетсчитаться правильной, ибо большинство выводов противоречат идее человека, каксоздания, обладающего свободой воли. Сама мысль о сценарии их отталкивает, ибочеловек как бы сводится ею на уровень механизма, лишенного собственногожизненного порыва. Эти же люди и по тем же мотивам с трудом переносятпсихоаналитическую теорию, которая (безусловно, в крайней ее форме) можетсводить человека к некой замкнутой системе регулирования энергии с несколькимичетко определенными каналами входа и выхода и не оставляет места длябожественного. В некотором смысле эти люди — потомки тех, кто так же судил о дарвинскойтеории естественного отбора, которая (согласно их представлениям) сводилажизненные процессы к механике и не оставляла простора для творчестваматери-природы. Они же в свою очередь стали потомками церковников, осудившихГалилея за его, как им казалось, беспримерную наглость. И все же подобныевозражения, исток которых филантропическая забота о достоинстве человека,должны быть приняты во внимание. Ответ на них будет заключаться в следующем.

1. Структурный анализ отнюдь не претендует на то, чтобы ответитьна все вопросы человеческой жизни. С его помощью можно формулировать суждения онекоторых аспектах наблюдаемого социального поведения, внутреннего переживанияи пытаться свои суждения обосновывать. Структурный анализ не имеет дела, покрайней мере формально, с вопросами сущности человеческого бытия, онсознательно отказывается от формулирования концепции свободного Я, как неподлежащей изучению собственными средствами, и тем самым оставляет огромнуюобласть философам и поэтам.

2. Сценарная теория вовсе не считает, что все человеческоеповедение управляется сценарием. Она оставляет место для автономии. Она лишьутверждает, что относительно мало людей достигают полной автономии, причемтолько в особенных обстоятельствах. Первое требование на пути предложенногометода — отделить кажущееся от подлинного. В этом и состоит его задача.Конечно, в сценарной теории цепи прямо называются цепями, но это воспринимаюткак оскорбление лишь те, кто любят свои цепи, или притворяются, что их незамечают.

Сценарный анализ считает императивы родительскимиуказаниями, а целью многих существовании — исполнение этих указаний. Еслифилософ говорит: «Я мыслю, следовательно, я существую», то сценарный аналитиквопрошает: «Да, но откуда ты узнаёшь, что мыслить?» Философ отвечает: «Да, но яговорю вовсе не об этом». Поскольку оба начинают с «да, но...», бывает труднождать пользы от подобного разговора. На самом деле это не так, что мы ипопытаемся доказать.