– Ну, а третий? – Мартюшов спрятал сигаретную пачку в карман.

– Третий – это сам Спам. Он оставался на вышке и мог все провернуть. К тому же он – сталкер, а у сталкера найдется куча поводов для задержки вертолета. Может, у них вообще сговор был.

– Возможно, – майор кивнул. – Вот только было еще много тех, кто мог провернуть это дело. Ты об индийцах забыл.

– Так и вы забыли. Это пилот вертолета, который индийцев забирал, мог сигареты выкинуть.

– Вот и я о том. Любой мог это сделать, включая тебя.

– Меня?

– Да ладно, шучу я. Если честно, под подозрением все, кроме тех, кто был на момент инцидента в столовой, а это половина персонала лагеря и все охранение.

Майор замер на полуслове, удивленно глядя в сторону лагеря. Оттуда к нему семенил доктор Митяев.

Пропустив основную группу, доктор дождался, пока капитан Калинин и Мартюшов поравняются с ним, и проговорил:

– Вижу, вы заметили, что топлива нет.

– Да, – пораженный таким началом разговора, майор кивнул.

– Вы, наверное, думаете, что это я сделал, но я ни при чем. Зато я видел, кто это сделал.

Доктор опасливо огляделся.

– Вы знаете, кто это сделал? – Мартюшов схватил Афанасия Александровича за плечо и притянул доктора к себе. – Кто?

– Не здесь. Приходите ко мне в комнату, когда все разместятся, и я вам скажу, иначе у меня могут возникнуть неприятности.

Мартюшов посмотрел на входящих в лагерь людей и кивнул:

– Ждите меня, я приду.

Раскрасневшийся доктор поспешно протиснулся за ворота.

– Вот и разгадка тайны близится, – произнес майор, когда щуплая фигура доктора замелькала у входа в основной комплекс. – Осталось лишь ждать. Ты, главное, оружие держи наготове.

* * *

– Доктор, – майор Мартюшов постучал в дверь костяшками пальцев.

К этому времени все уже разместились в своих комнатах, и он, как условились, пришел к Афанасию Александровичу за ответом.

На стук не отреагировали. Тогда майор постучал снова.

За дверью по-прежнему было тихо.

– Доктор, это майор Мартюшов. Вы просили зайти.

Тишина.

Да что он, уснул там? Майор толкнул дверь, и та распахнулась. Секунды хватило Мартюшову, чтобы понять, что произошло…

Доктор Митяев лежал на полу в луже собственной крови. На животе, ногами к двери. Под лопаткой у доктора торчал армейский нож.

Мартюшов восстановил картину событий за одно мгновение.

Кто-то пришел. Доктор открыл дверь и повернулся спиной к вошедшему, но тот вонзил в спину Митяева нож. Да не простой нож, а армейский. Такие здесь только у военсталкеров и офицеров. Значит, прав был Калинин насчет причастности к случившемуся с вертолетом странного часового, дежурившего на сторожевой башне у ворот лагеря?

Возможно…

Майор аккуратно вытащил лезвие из тела покойника. Покрутил идеально подогнанный под ладонь кинжал – и оцепенел от ужаса, увидев выгравированное на рукояти слово: «Март».

Это был его позывной и его нож…

В панике майор закрыл дверь комнаты и похлопал себя по ножнам. Клинка там не было. Но как нож попал сюда?

И тут же появилась другая мысль, более яркая и страшная: «Теперь во всем могут обвинить меня. Меня подставляют…»

Всё то время, пока майор Мартюшов шел по коридору к основному залу, где приказал собрать всех для разговора, его трясло.

Сжимая окровавленными руками завернутый в платок нож, он шел к двери зала, и каждый шаг отдавался в мозгу набатом.

Шаг – сердце бьется в такт гулкому эху, пружинящему от стен и потолка.

Уходящий в бесконечность коридор, озаренный редкими лампами, будто бы отвечает на каждый шаг человека громкими овациями…

Он шел…

В голове вертелись тысячи вариантов развития событий. Ну, разве его – командира могут обвинить в убийстве? А почему нет?

Выброс вот-вот грянет, а именно в такое время – перед катаклизмами – чаще всего сходят с ума.

«А может, я и впрямь убил?»

Помешательство. Секундная слабость, и в спину доктора уже втыкается нож.

Так, а куда было воткнуто лезвие? Не между лопаток ведь?

Нет, не между…

В районе сердца. Кто-то всадил нож в сердце.

А кто мог? Да кто угодно. Все военсталкеры охранения прекрасно обучены таким приемам, а каждый второй ученый в этом лагере владеет скальпелем не хуже, чем самурай обращается с катаной.

Мог почти любой…

А мог ли я?

Время…

Неумолимо…

Неумолимо, как песок, шуршащий из одной части часов в другую. Мы пытаемся его задержать, но песок просачивается между пальцами и все же достигает цели.

Нам остается лишь неприятное ощущение…

Прах времени у нас на ладонях…

Майор замер, глядя на дверь с поблескивающей табличкой «Зал заседаний». Помедлил, глубоко вздохнул и шагнул внутрь.

От нестерпимо яркого света Мартюшов на секунду зажмурился…

Кровь…

Вот он – прах времени. Шутка старухи с косой. Метка смерти…

Не от этого ли так громко колотится сердце? Не поэтому ли шумит в голове?

Время…

Как будто кто-то в одно мгновение оборвал последнюю нить, дающую майору ощущать ход времени.

Мгновение за мгновением…

Нет, это уже не секунды…

Пять… Шесть… Семь секунд, и он вновь очнулся.

– Майор, – голос Калинина долетел, словно через толщу воды.

А потом из слепящей белизны вырвались краски…

Зрение вернулось…

– …слышите меня?

– У него кровь? – другой голос, скрипучий и неуверенный.

– Что у него в руках? – говорил третий.

Мартюшов едва заметно подался назад, потом широко открыл глаза и поглядел на собравшихся.

Никакого слепящего света. Зал представлял собой огромное помещение, уставленное диванами и креслами. На устланном ковролином полу стояли журнальные столики с кипами документов, а в углу, где пол резко уходил вверх, превращаясь в невысокий помост, располагалась кафедра с ноутбуком и проектором.

Единственным источником света была странная лампа – внутри пластмассовой трубки, идущей вдоль всего потолка, медленно курсировали белые и синие огоньки, будто заточенные в недра осветительного прибора светлячки.

– Майор! – голос руководителя лагеря, профессора Дугина, вывел Мартюшова из ступора.