призрачная Ребекка Нёрс явилась к Энн Патнэм – старшей. Она хвасталась многочисленными убийствами, а целый рой вившихся вокруг старой женщины призраков радостно подтверждал эти заявления. Энн-младшая сообщила о нескольких привидениях.

Должно быть, деревня гудела от предположений. С какой ведьмы Ньютон начнет? Если Патнэмы думали, что это будет Нёрс, то они ошибались. Ньютон пока не стал трогать гениальную преступницу, представлявшую наибольшую опасность, – ее он оставил плавиться в бостонской тюрьме. Не начал он и с первой обвиненной ведьмы, против которой продолжал собирать улики. Его выбор пал не на признавшуюся ведьму и даже не жительницу деревни Салем. Ньютон был хладнокровным госслужащим, проницательным и решительным. Он действовал как опытный прокурор и начал с дела, которое со всех сторон выглядело простым, могло бы облегчить ход дальнейших процессов и подать всем ясный сигнал. Сотрудничество со следствием целесообразно, напоминал он обвиняемым. Вина легко установима, успокаивал он нервничавших присяжных. Признание вины не заставит себя ждать, демонстрировал он судьям. Гвоздь программы мог подождать.

С приезда Ньютона в Салем одно имя попадалось ему постоянно. Он слышал его даже от девочек, которые раньше его не упоминали. Даже в цепях его первая обвиняемая заставляла своих жертв страдать. Она посетила сборище на пастбище Пэрриса. Она убила шестерых человек, в том числе собственного мужа. Одна признавшаяся ведьма указала на нее. Ее дело можно было рассмотреть без обращения к «призрачным свидетельствам». Она угрожала судье, уверяя Хэторна, что, если бы была ведьмой, он бы почувствовал это на себе. У нее было мало родственников, и ни один из них не был настолько боевым, как у Нёрс. Ньютон мог собрать против нее целую кучу улик с прошлого суда над ведьмами. Пока судьи и другие официальные лица ездили в Салем, Ньютон готовил обвинительный акт против Бриджет Бишоп, в котором ей вменялось использование черной магии против пяти девочек. То, что будут говорить о женщине из Чарлстауна в 1693 году, в равной степени относилось и к этой злобной, ничтожной нарушительнице общественного порядка, к воровке, разгуливавшей повсюду с дырой в пальто, которая полностью совпадала по форме и месту с раной, нанесенной ее призраку. «Если здесь и есть ведьма, то это она» [58].

В четверг с рассветом на Салем начали опускаться духи. Вскоре в галерее второго этажа салемской ратуши стала собираться толпа. Первый этаж занимала школа; в большом зале наверху поставили скамейки [59]. Судьи восседали на высоких стульях за длинным столом. Чуть позже восьми утра Ньютон предстал перед главным судьей Уильямом Стаутоном. Готов ли прокурор поклясться, спросил Стаутон, что «будет использовать весь свой опыт, дабы действовать честно и верно от имени Их Величеств, как и надлежит правосудию, невзирая на личные предпочтения и привязанности, да поможет ему Бог»? [60] Ньютон ответил утвердительно. Стивен Сьюэлл поклялся честно служить судебным писарем. Судебный пристав, скорее всего шериф, привел к присяге восемнадцать членов большой коллегии присяжных – все они были влиятельными в округе людьми, призванными определять, являются ли представленные доказательства достаточными для продолжения разбирательства. Предъявив улики против Бишоп, Ньютон обвинил ее в том, что она «наносила повреждения, истязала, иссушала, изводила, истощала и всячески мучила» деревенских девочек [61]. Без лишней суеты девочки подтвердили свои показания. Возможно, Ньютон воспользовался также показаниями из предыдущего дела Бишоп: ее судили не только за преступление, но и за личные качества. Большая коллегия присяжных – во главе с бывшим шурином Берроуза – обвинила Бишоп по пяти пунктам.

Одновременно с этим ее подвергли дотошному и унизительному досмотру. Либо под контролем хирурга-мужчины, либо по его указанию несколько женщин внимательно изучали тела шести подозреваемых своего пола – искали ведьмин знак [62]. Некоторые проверяющие были опытными акушерками, хотя это ни о чем не говорило. Научные труды XVII века по деторождению, если и были доступны, предпочитали опускать детали, и занимавшиеся родовспоможением люди – чаще всего пожилые женщины из известных семейств – знали о функциях человеческого тела сравнительно немного. К тому же акушеркам не дали четких инструкций, что именно искать. Укус блохи, бородавка, родинка, любая выпуклость или пятнышко могло сойти за дьявольскую отметину. Группа женщин из Коннектикута однажды с той же целью три раза осматривала одну подозреваемую, но они так и не смогли понять, что же нашли: не было никакой уверенности, что ее анатомия отличалась от их. В том же Коннектикуте свидетельница тщательно исследовала тело только что снятой с виселицы повешенной, после чего заявила, что если отметины на теле жертвы имеют сверхъестественную природу, то тогда и она сама, осматривающая ее, ведьма. Знание анатомии было в Новой Англии настолько примитивным, что однажды на вскрытии 1676 года сердце, извлеченное из трупа, было принято за желудок [63].

Акушерки щупали и надавливали в самых чувствительных местах, измеряя их восприимчивость с помощью булавок или иголок; и лучше было надеяться, что после укола семисантиметровой булавкой у вас пойдет кровь. Одна квакерша, подвергнутая этой неделикатной процедуре, клялась, что пострадала от рук членов церкви больше, чем от вынашивания и рождения пятерых детей [64]. Салемские досмотрщицы никак не могли между собой договориться, но все же нашли нечто обличающее: у трех подозреваемых Ньютона обнаружились «неестественные наросты между гениталиями и анусом»[72] [65]. Это было аномальное разрастание плоти в нетипичном месте, и у всех трех женщин оно размещалось совершенно одинаково, что по какой-то странной логике указывало на их причастность к миру колдунов и ведьм. По крайней мере, некоторых проверяющих Бишоп (оказавшаяся в числе этих троих) знала лично.

Когда судьи заняли свои места, распорядители ввели Бриджет Бишоп в зал. Секретарь назвал ее имя [66]. Она вышла вперед и подняла руку, подтверждая свою личность. Были зачитаны пункты обвинения. Что она может сказать в свое оправдание? У Бишоп не было выбора, кроме как защищаться самостоятельно. В Новой Англии тех времен не любили адвокатов (точнее, адвокаты не любили Новую Англию тех времен. Их ценность начали осознавать лишь семью годами ранее, когда в Лондон пришел запрос на нескольких честных поверенных, если такие, конечно, вообще существуют)[73] [67]. Ньютон был единственным квалифицированным юристом в зале. Считалось, что невиновная сможет лучше кого-либо сама себя оправдать, а виновная, предоставленная сама себе, не сможет скрыть правду. Бриджет Бишоп было под шестьдесят, последние полтора месяца она просидела на убогом пайке в затхлой промозглой камере, да и до тюрьмы жизнь не слишком ее щадила. Перед строгим судом стояла грязная изможденная женщина с кислым лицом, и воздух вокруг нее тоже казался кислым. Невиновна, сказала она.