с хрустом, но в моей голове складывалась страшная картина.

— Так вышло, что они эвакуировались…

— Да не эвакуировался Мефисто! — перебил отца Назарион. — Он сбежал! Как трусливая падла, воспользовался чужим смартом, и сбежал!

— Назар, — елейно-сахарным голосом прошептал сыну ЗИЛ. — Пасть захлопни.

Тот кивнул, не посмев перечить отцу. И, играя желваками, сделал шаг назад.

— Так вот, — продолжил папа. — Сбежав от ЗИЛа и Назариона, Мефисто не стал испытывать судьбу, и, через обряд аутоэкзорцизма решил вернуться в ад.

— Короче, к чёрту послал, — зачем-то озвучил неуместную шутку ЗИЛ.

— И так сложилось, что в момент проведение обряда, экстренная эвакуация выбросила сюда и Настю.

— И он, решив не оставлять себя без трофеев, забрал её с собой.

Закончил я за отца.

В голове не осталось ничего. Только тягучая тяжесть безнадёжности, и чувство собственного бессилия.

— Магнус, — подкравшись словно кошка, Карина положила руку мне на плечо.

А ещё попыталась «пройтись» по мозгам. Наполовину суккуба, она была прирождённым эмпатом и, применив дар менталиста, попыталась успокоить. Но обожглась.

Прорвавшись на качественно иную ступень развития Дара, я подсознательно почувствовал её неловкие манипуляции. И, также подсознательно, «ударил по рукам».

Лилит тут же отпрянула и «закрылась». Она хотела помочь, а я, пусть и неосознанно, сделал ей больно.

Несколько секунд, а может и минут, все сохраняли молчание. Наверное, боялись спровоцировать, ведь мой прошлый неконтролируемый выброс сил вызвал извержение давно потухшего вулкана Воттоваара. Ну а я…

Я уже знал, что нужно делать…

— Как попасть в ад? — негромко произнес я.

— Магнус!!! — попытался образумить меня отец.

За что получил испепеляющий взгляд. Незаслуженный, конечно. Ведь папа хотел как лучше, беспокоился обо мне. Но сейчас я не мог иначе!

— Как… Мне… Попасть… В Ад? — чётко, обрубая каждое слово, чтобы никто больше не смел мне перечить, отчеканил я.

— И вот, молодой человек, когда нужна моя помощь, вы снова обращаетесь к Юрию Михайловичу, — заставив всех вздрогнуть, невесело усмехнулся знакомый голос.

Да, это был Семецкий. И, нет. ЗИЛ не выдергивал его через свои сраные порталы. Он пришел сам. Своими путями главы спецподразделеия М-3, при ФСБ Российской Империи.

— Как ты…? — попытался было вклиниться ЗИЛ.

Но одним движением руки я заставил его замолчать.

— Юрий Михайлович, вы знаете способ? — с полным надежды взглядом, спросил я Семецкого.

Вместо ответа, он не глядя протянул руку назад. Кто-то из его бодигардов, лица я не разобрал, положил в неё что-то блестящее. Не затягивая и так тяжёлый момент, глава М-3 вытянул руку, продемонстрировав ожерелье из белого металла. Ожерелье, в котором не хватало нескольких главных камней.

— Это, кажется, ваше, — не глядя на Карину, Семецкий бросил ей ожерелье.

Девушка поймала его в воздухе, затем тщательно вгляделась, и уже совсем по-другому посмотрела на главу М-3.

— Откуда? Откуда оно у вас? — в глазах девушки читалось недоумение, и… Радость⁉

Последнее я скорее почувствовал, нежели увидел. Кажется, выход на истинную силу Изменяющего Реальность «прокачал» и Глаза Ньёрда. Унаследованные по отцовской линии глаза, о которых, я, к своему стыду, так ничего и не узнал.

— Камни! — тут же всполошилась девушка, заметив их пропажу. — Здесь были камни! Три больших…

— Угли Адского Пламени⁉ — уточнил Семецкий, и не дожидаясь ответа, продолжил. — С вашего позволения, мои специалисты их изъяли, как неизученные и потенциально опасные артефакты из другого плана. Кстати, о них…

Семецкий зашарил по карманам, будто искал зажигалку. А затем усмехнулся, и шлёпнув себя по лбу, вынул из внутреннего отделения небольшой свёрток.

— А это, собственно, они и есть! — произнес он с улыбкой, протягивая мне маленький тканевой мешочек. — Они помогут вам вернуться.

— Вернуться? — приняв нечаянный дар, удивился я.

— Именно, Магнус! Вернуться, — с лёгкой учительской улыбкой кивнул Семецкий. — Попасть в Ад — дело нехитрое. Гораздо сложнее — вернуться обратно!

* * *

Сбивая ноги о ржавый песок, опираясь на сухую тисовую клюку, по дороге брел горбатый старец. На изрытом проказой лице зияли гнойные чирьи, но даже они не могли унять его торжествующей улыбки. Ещё бы! Вед, впервые за много-много веков он возвращался домой!

И не с пустыми руками! Щурясь, старец посмотрел на небо, в котором, закладывая виражи, висела крупная птица. И усмехнулся, тут же поплатившись за это. Несколько чирьев на его лице лопнули, источая мерзкое содержимое.

Но даже это не смогло испортить его настроение! Мать его увидела глазами Филипы! Мать знает, что блудный сын вернулся домой!

Вспомнив о пленнице, горбун дёрнул за грубую джутовую верёвку. Та, безвольной куклой потянулась вместе с верёвкой, но не проронила ни слова. По её щекам текли слёзы, длинные русые волосы волочились по ржавому песку, набухающий живот тянуло так, будто копошащийся в нём малыш хочет защитить мать!

Но она не проронила ни слова.

Подойдя к вратам заветного дома, горбун замер в нерешительности. Будто хотел постучать, но не был уверен, что его там ждут. Будто ища ответа, старец поднял взгляд вверх, заглянув в лица двух терракотовых львов.

Вдруг правая статуя льва ожила! Совсем по-кошачьи, статуя встряхнулась, сбрасывая себя бурый глинистый песок, который за много веков осел на льва ржавой пылью.

— Хирам! — человеческим языком заговорила статуя, на деле оказавшаяся львом с чёрной, как смоль, гривой. — Тут заблудшая душа сбежала, миновав очистные сооружения!

— Тебе здесь не рады, Мефисто! — произнесла вторая терракотовая статуя.

Левая оказалось копией своего брата. Разве что белая, как саван, грива отличала его от Шахара.

— Шахар, — горбун поклонился черногривому льву.

— Хирам, — повторил поклон он, уже к белому.

— Тебя изгнали!!! — импульсивно взмахнув когтистой лапой, проревел черногривый Шахар. — Прочь!!!

Острые когти прошли буквально в миллиметре от его носа, но горбун даже не отшатнулся.

— Меня не изгнали! — без нот раболепия, с холодной сталью в голосе возразил он. — Я выполнял наказ матери! И я его выполнил!

— Тебя изгнали! — в тон ему, с яростью прошипел Шахар.

— Но если он и вправду выполнил наказ Матери⁉

Вслух рассудил более сдержанный и рассудительный Хирам, и снова обратился к Мефисто.

— Шахар не посмеет тебя остановить, если ты предъявишь нам Дитя, — то ли рассуждая, то ли приказывая, пророкотал белогривый Хирам.

На это требование горбун ещё раз дёрнул за верёвку, указывая тем самым на пленницу.

— Она не Дитя, — сделал вывод Хирам.

— Она мать будущего Дитя! — не сдержал крика Мефистофель. — Ты же мудрейший из всех, Хирам! Взгляни на её живот! Она беременна!

— Пусть так, — неопределённо прорычал белогривый.

— Ты хочешь его пропустить⁉ — удивился этому черногривый брат-близнец.

— Мефисто вернулся из изгнания и привёл Дитя, — снова рассуждая произнёс Хирам. — А решать, то ли это Дитя — уже не нам, Шахар.

— А ты не торопился, — нависая над гончарным кругом произнесла совсем молодая девушка, даже не подняв взгляд.

Вместо неё это сделала сова. Та самая, которую сгорбленный Мефистофель видел на подходе к вратам Дома. Её перья отливали синевой перекаленного металла, а немигающий взгляд видел самое дно человеческой души!

К счастью, Мефистофель не был человеком. И души у него не было.

— Матерь Лилит! — рухнув на одно колено, с почтением произнёс Мефистофель.

— Филипа, — поклон почтения достался и сове.

В ответ, та лишь вывернула голову, будто поменяв местами глаза.

— Я привел… — почти скороговоркой, хрипя от нервов, попытался выпалить горбун.

— Что с твоим лицом, мальчик? — всё так же не отрываясь от гончарного круга, на котором крутился кусок сырой глины, перебила его девушка.

— Проклятие… — цедя ядом, горбун бросил взгляд на Настю.

Та по-прежнему молчала.

— Что-что? — подняв голову, Матерь Лилит вздернула бровь.

— Проклинательница, — обжигая Настю взглядом, сквозь поджатые губы прошипел Мефистофель. — Она сопротивлялась, а я не мог ответить.

— И куда делась та отцовская красота, которой ты так гордился⁉ — осмотрев лопающиеся гноем чирии, прошлась по больному Лилит. — А она талантлива! И строптива.

— Это неважно, — сгорая от нетерпения похвалы, зачастил Мефистофель. — Она носит под сердцем Дитя!

Несколько секунд мать всех демонов вглядывалась в девушку, а затемеё аристократичные черты лица вдруг стали острыми. А комната наполнилась холодом.

— Ты смеешь меня обманывать? — острая бровь матери всех демонов опасно изогнулась.

Мефистофель знал этот изгиб. И понимал — терпение Лилит на исходе.

— В ней нет крови демона, Меф, — совсем как в детстве, назвала его