– А я считал тебя самым разумным человеком из всех мне известных. Или мне это показалось? – спросил Хазард.

– Ну, до вчерашнего дня я считала тебя самым трезвым человеком, – с улыбкой откликнулась Моника.

Когда автоматически загрузилась новая серия, они повернулись к экрану.

Хазард зачерпнул пригоршню попкорна и швырнул одно зернышко через комнату. Моника понятия не имела, куда оно приземлилось. Потом он повторил то же самое. Три раза.

– Хазард! – резко произнесла Моника. – Какого черта ты делаешь?!

– Назови это терапией для выработки рефлекса отвращения, – швыряя очередное зерно через комнату, ответил Хазард. – Постарайся посмотреть всю серию, не беспокоясь из-за попкорна.

Моника может это сделать. Конечно может. Но все же, сколько длится эта чертова серия?! Она сидела пятнадцать минут, показавшиеся ей часами, стараясь не думать о мерзких зернах, забившихся в трещины и впадинки и прячущихся под мебелью.

Ну хватит! Она пошла за метлой.

– Ты проявила большую выдержку, Моника, – сказал Хазард, когда они вымели последнее зернышко и снова уселись на диван.

– Хазард, ты понятия не имеешь, насколько мне это трудно.

– Вот здесь ты не права, – ответил он. – Я точно знаю, насколько это трудно. Каждый раз, проходя мимо паба, я чувствую то же самое. Знаешь, мы все пытаемся тем или иным способом спрятаться от жизни: я – с помощью наркоты, Джулиан – становясь отшельником, Алиса – с помощью соцсетей. А ты – нет. Ты намного смелее любого из нас. Ты встречаешь жизнь с поднятой головой, пытаясь победить и контролировать ее. Иногда излишне контролировать.

– Нам всем надо быть немного похожими на Райли, правда? Вот почему он так мне подходит.

– Ммм, – промычал Хазард.

Какое-то время они молчали. Вначале они сидели в противоположных углах дивана, но теперь пододвинулись к середине и уселись рядом.

– Знаешь, Моника, в той тетради тебе следовало написать вот эту историю, – сказал Хазард. – Как ты ухаживала за умирающей матерью и какой после этого стала. В этом твоя правда, а не вся эта чепуха с замужеством и детьми.

Она понимала, что он прав.

– Мне просто любопытно, все банки в твоих кухонных шкафах стоят наклейками наружу?

– Конечно, – ответила она. – А иначе как я прочту наклейки?

Он протянул к ней руку и осторожно извлек из ее волос зернышко попкорна, а потом положил его на кофейный столик. На миг она подумала, что он собирается ее поцеловать. Но разумеется, не поцеловал.

– Хазард! – позвала она; повернувшись, он остановил на ней пристальный взгляд. – Можешь положить это зернышко в мусорное ведро?

Англичане, решил Райли, очень похожи на здешнюю погоду. Изменчивые и непредсказуемые. Сложные. День кажется погожим, потом вдруг откуда-то налетит шквал и пойдет град, отскакивая от тротуаров и капотов автомобилей. Как бы прилежно ни следил за прогнозом, никогда не знаешь точно, что случится в следующую минуту.

Со времени неудачной свадьбы Хазард был сам не свой. Райли был уверен, что тот не пьет и не принимает наркотики. Хазард сильно сокрушался, и чувствовалось, что он усвоил суровый урок, но весь как-то сник.

А между тем Моника немного приободрилась. Она и Райли много времени проводили вместе, подолгу предаваясь на ее диване горячим ласкам. Но она была как роза с шипами – красивая, душистая, многообещающая, но, если приблизишься, уколешься о шипы.

Хотя Райли пару раз оставался на ночь, у них по-прежнему не было секса. Это смущало Райли. Для него секс был в жизни одним из простых удовольствий, как серфинг, свежеиспеченные булочки или хорошая прогулка на восходе. Он не видел смысла сдерживаться теперь, когда между ними не осталось секретов. Тем не менее Моника придавала этому такое значение и относилась с такой осторожностью, словно это была неразорвавшаяся бомба.

И Моника так и не сказала ему, поедет ли с ним путешествовать. Не то чтобы это влияло на его планы. Ему не нужны были планы. Он просто соберет рюкзак, отправится на вокзал и посмотрит, что будет дальше. Но ему хотелось бы знать, – представляя себя на ступенях Колизея, он должен знать, представлять ли себе, что рядом сидит Моника. Или нет.

Райли выдернул маленький сорняк из цветочного бордюра, который уже был почти безупречным перед тем, как он начал работу. Миссис Понсонби любила, чтобы все было идеально. Никаких случайных сорняков, лобковых волос или мужей. И, как он догадывался, никаких развлечений. Она угощала их с Бреттом чаем – каким-то особым, с цветочным вкусом. Он предпочитал обычный чай. Известного ему сорта.

Передавая Райли кружку с чаем, миссис Понсонби слегка задела его руку и дольше, чем нужно, задержала на нем взгляд.

– Скажите мне, если вам понадобится что-то еще, Райли, все что угодно.

Это смахивало на сценарий из плохого порнофильма семидесятых. Что не так с домохозяйками из Челси? Скука? Или они просто ищут занятие, более привлекательное, чем обычные тренировки по пилатесу, или их возбуждает риск, на который они идут? Возможно, он все это придумал и миссис Понсонби предлагала ему всего-навсего шоколадное печенье?

Как только Райли закончил там, он отправился в «Мамин маленький помощник», где выращивал нарциссы в горшках для кафе Моники. Идея состояла в том, чтобы заполнить кафе цветами для занятия по рисованию четвертого марта, на пятнадцатую годовщину смерти Мэри. Моника собиралась испечь торт. Лиззи, новая подруга Алисы из детсада, была примерно одного возраста с Мэри, поэтому она предложила поискать ее снимки в Интернете, чтобы развесить на стене.

С тех пор как Лиззи вмешалась в жизнь Алисы, та сильно изменилась. Лиззи наладила для Банти нужный режим, и Алиса стала меньше уставать, поскольку ребенок теперь хорошо спал. Алиса объявила, что Лиззи расщепила ее геном. Райли толком не знал, что такое геном, но это было не важно. Поскольку Лиззи часто сидела с ребенком, Алисе не приходилось постоянно таскать Банти с собой. Она также перестала непрерывно пялиться в свой телефон. Очевидно, Лиззи сказала, что Алисе нужно урезать общение в соцсетях. Честно говоря, немного раздражало то, что Алиса теперь начинала каждую фразу словами: «Лиззи говорит…»

Джулиан по-прежнему не имел представления о предстоящей вечеринке. Возможно, до него даже не дошло, что Моника запомнила дату, которую он упомянул вскользь довольно давно. Даже Алисе удалось сохранить все в тайне. Это должно было стать большим сюрпризом.

Лиззи пока удавалось не поддаться искушению порыться в бельевых ящиках Алисы. Это казалось каким-то нелояльным. В отношении Макса она не испытывала подобной лояльности, поэтому от души порылась в его ящиках. Ей не попалось никаких указаний на то, что у Макса есть любовная интрижка: никаких сомнительных чеков в карманах, никаких следов помады на воротниках или спрятанных сувениров. Лиззи была экспертом в вынюхивании неверности – как свинья, выкапывающая из земли трюфели. Она с облегчением вздохнула. У Алисы, пусть и легкомысленной болтушки, доброе сердце, и она не заслуживает, чтобы ее обманывали. Однако Лиззи не собиралась окончательно снять Макса с крючка. Если не женщина отвлекает его от дома, то, значит, это пренебрежение и отсутствие интереса к измученной жене и маленькому ребенку.