Министр угольной промышленности Китая Чжан Линьчжи также имел неосторожность нелестно отозваться о талантах «красной императрицы». Возмездие не заставило себя ждать. 14 декабря 1966 года Цзян Цин публично объявила его «твердолобым приспешником врагов председателя Мао» и спровоцировала хунвэйбинов на организацию беспорядков в министерстве угольной промышленности. Еще через неделю Чжан Линьчжи скончался под пытками в своем служебном кабинете.

У Дэн Сяопина были все основания заявить: «Председатель Мао позволил ей взять власть в свои руки, сформировать свою фракцию, использовать невежественных молодых людей для того, чтобы создать себе политическую базу, воспользоваться именем Мао Цзэдуна как своим личным флагом ради своих личных интересов… Председатель Мао никогда не вмешивался, чтобы остановить ее или хотя бы помешать ей использовать его имя».

Несколько штрихов к портрету «красной императрицы» могут добавить зарисовки Крума Босева. Во время «культурной революции» он был в Пекине в качестве временного поверенного в делах Народной Республики Болгарии.

«Первый раз я увидел Цзян Цин на официальной трибуне Тяньаньмынь». Моложавая, небольшого роста, в черных очках и солдатской фуражке, она скорее походила на тех хунвэйбинов, которые вышагивали перед трибунами в рядах «кричащих батальонов». И так же, как они, она высоко подняла над головой «красную книжку» — цитатник Мао Цзэдуна». Это было в декабре 1967 года.

«…Большой банкетный зал Всекитайского собрания народных представителей переполнен. Чжоу Эньлай устроил большой прием в честь принца Сианука. Преобладает зеленый цвет одежды военных. Военный оркестр играет почти беспрерывно. Резкие, отрывистые звуки так хорошо известной нам музыки, которую мы вынуждены слушать постоянно на таких мероприятиях, часто переходят в какие-то неизвестные лирические мелодии. Кто-то говорит, что это сочинения Сианука. Принц сидит напротив Чжоу, напротив него сидит и жена Линь Бяо — Е Цюнь. Она в военной форме и фуражке. В такой же форме мы привыкли видеть и Цзян Цин. Но в этот вечер она надела гражданское платье. На ней элегантный серый костюм. Было жарко, и Цзян Цин сняла пиджак, оставшись в черной атласной блузе поверх широких брюк. Чжоу разговаривает с женой Сианука, гремит оркестр, оживленно беседуют за столами дипломаты. Но Цзян Цин ни с кем не разговаривает. Она то присядет на миг на отведенное ей место за официальным столом рядом с Яо Вэньюанем, то встанет и идет через весь зал, исчезая в соседних помещениях, затем вновь возвращается. Вот она остановилась у одного из столов в глубине зала. Кто-то за соседним столом произносит по-английски: «Это артисты из труппы Пекинской оперы». Но Цзян Цин недолго задерживается и возле них. Она быстро пересекает зал, чувствуя устремленные на нее взгляды». Эта запись в дневнике К. Босева датирована 5 июля 1970 года.

А вот какой увидела Цзян Цин американка Роксана Уитке: «По китайским меркам, высокая 5 футов 5 инчей — Цзян Цин выглядела стройной, изящной и даже хрупкой. При разговоре она любила жестикулировать. При этом движения ее тонких, красивых рук были плавными, непринужденными. Так же непринужденно она изредка поправляла бело-зеленый пластиковый гребень в коротко подстриженных темных волосах.

При ней всегда были помощники, телохранители, личные врачи и прочая свита, молчаливая и бдительная, готовая по первому сигналу повелительницы выполнить любое поручение. Каждое ее слово моментально записывалось. Причем до тех пор, пока она не окончит свой, казалось бы, бесконечный монолог, никто не смел даже рта раскрыть. Все это. вместе взятое, создавало впечатление о Цзян Цин как о «пролетарской императорской особе».

Как личность Цзян Цин достаточно сложна и противоречива. Bнe всякого сомнения, она интеллигентна, не лишена обаяния, способна очаровать собеседника. В то же время из нее выпирает высокомерие, надменность, заносчивость. Она непредсказуема и эгоцентрична. Кроме того, ей присущи какая-то нервная непоседливость и неутомимость. Она легко возбудима.

Во время одной из бесед она почувствовала себя настолько переутомленной, что решилась принять снотворные пилюли. Однако не рассчитала дозу и, не дойдя до дивана, на котором хотела отдохнуть, рухнула на пол как подкошенная.

В другой раз она неожиданно прервала беседу и стала играгь на бильярде со своими помощниками. Причем буквально визжала от восторга каждый раз, когда ей удавалось послать шар в лузу. Потом она объяснила, что к такому «упражнению» она прибегает всякий раз, когда возникает необходимость размять затекшие ноги.

В своих бесконечных монологах она неизменно выставляет себя верной сподвижницей Мао Цзэдуна. И почти не скрывая преподносит себя императрицей.

Китайцы же в основной своей массе не воспринимают ее как самостоятельную личность. Для них она всего лишь обычная жена императора, которая пытается незаконным путем присвоить себе право на верховную власть в стране. А ветераны как партии, так и армии просто ненавидят ее.

В общении со мной Цзян Цин не делала секрета из того, что ей «больше всего нравится буржуазная драма». Неоднократно приходилось слышать: «Я просто преклоняюсь перед игрой Греты Гарбо». А однажды она заявила: «Вы, американцы, проявили несправедливость в отношении Греты Гарбо, не удостоив ее «премии Академии» (Academy Award). Я считаю, что это — грубая ошибка, но не американского народа, а тех, кто правит Соединенными Штатами». И продолжила после паузы: «В мою бытность в Яньани я встречалась с американским корреспондентом Бруксом Аткинсоном (Brooks Atkinson). Мы говорили и о Грете Гарбо. Если увидите его, то скажите ему, что я не забыла наши беседы. А если доведеться встретиться с Гретой Гарбо, передайте ей мои наилучшие пожелания. Скажите, что для меня она — «Великая Гарбо».

Высоких похвал удостоился и Чарли Чаплин, картины которого также регулярно просматриваются Цзян Цин. В этой связи я осмелилась спросить ее, почему она считает позволительным для себя наслаждаться игрой таких буржуазных звезд, как Грета Гарбо, а рядовым китайцам это запрещено?

Цзян Цин без обиняков ответила: «Эти буржуазные демократические фильмы предназначены для приватного просмотра. Если их показать народным массам, то они подвергнутся жесткой, беспощадной критике по политическим мотивам. Взрыв народного негодования в значительной мере коснется и Греты Гарбо, поскольку она — не китаянка. То же самое случится и с фильмами Чарли Чаплина. Так что абсолютно правильно просматривать эти фильмы в «кругу своих», тех, кто сможет разглядеть как сильные, так и слабые их стороны. Но эти приватные просмотры не могут быть гласными».

* * *

Четвертая жена Мао Цзэдуна явно рассчитывала после смерти супруга стать его преемницей — председателем КПК или, по-другому, «Красной императрицей». За образец для подражания она избрала императра Цу танской династии У Цзэтянь. Правда, полного и открытого отождествления с ней Цзян Цин опасалась. Слишком уж жестока и кровожадна была У Цзэтянь. По тем же соображениям она не желала, чтобы ее сравнивали с императрицей ханьской династии Люй-хоу или с Цы Си, вдовствующей императрицей последней цинской династии. Если имена этой троицы постоянно упоминались в прессе, то всего лишь для того, чтобы показать выдающуюся роль женщин в управлении Срединным государством. Однако для «исторического обоснования» претензий Цзян Цин на высшую власть нужна была другая, ничем не скомпрометированная личность. И ее по приказу «красной императрицы» искали. Причем к этому были подключены даже археологи: авось найдут могилу какой-нибудь дотоле неизвестной могущественной женщины, вершившей судьбами народа Поднебесной!