Так и не высказавшись я начал спуск к нему.

– Я понял, что именно мы нашли. – он заговорил, едва мы все оказались на нижней палубе: – Пришлось повозиться со своей базой данных, но поверьте – это того стоило. Это не артефакт. Это – хранилище, оболочка.

Мы подошли к двери и он, набрав код, распахнул её.

– Мы попробуем раскрыть контейнер используя записи, которые удалось расшифровать с фресок второй планеты, – продолжил свой рассказ Сэймор, когда мы все зашли в один из освободившихся трюмных модулей, переоборудованных доцентом в дополнительную лабораторию.

По центру отсека, на треноге, расположился шар, тот самый артефакт, который мы, с такими жертвами вытащили из катакомб под руинами храма. Сейчас шар был отчищен от пыли и его сферический корпус отливал в свете светильников приятным золотистым свечением.

– Сэймор, – я показал на шар рукой: – Он что, из золота?

– С чего вы взяли?

– Так она же золотая.

– Вы что – дальтоник? Сфера из некого белого металла, я бы предположил, что из серебра, но отсутствие патины…

– Какое серебро! – подключился, а точнее перебил доцента Грей: – Ржавая железяка. Ржа счищена, но следы вон – по всему корпусу.

– Мы что – все по-разному его видим, что ли? – вступила в беседу Жанна: – Как по мне, так сфера из молочного цвета, стекла.

– Очень интересное наблюдение, но мы займёмся этим вопросом позже, – Сэймор подошёл к расставленным вокруг треножника приборам и чем-то щёлкнул на пульте одного из них. Аппаратура загудела, и он поспешно отступил назад.

– Внимание! – он достал из кармана пульт дистанционного управления и нажал на нём несколько кнопок. Часть аппаратуры пришла в движение – из них выдвинулись прозрачные, сверкающие хрустальным блеском, призмы и в одну из них ударил тонкий лучик жёлтого цвета, исходящий из небольшого ящичка, покоящегося на полу.

– Это что, лазер – спросил я было и доцента, но он только отмахнулся, мол не до тебя тут сейчас. Луч, жёлтой полосой, пронёсся через все призмы, замыкая сложный многоугольник вокруг сферы. Секунда, другая – ничего не происходило.

– Если это пентаграмма, – подал голос Клён: – То нам надо сейчас жертву принести.

– Ага, – поддержал его Грей: – Девственницу.

Он покосился на Жанну, которая густо покраснела и возмущённо отвернулась.

– Сэймор, – я осторожно прикоснулся к его плечу: – А что происходит-то? Вы бы рассказали, а?

– Не сейчас, я занят, – попытался было он уйти от ответа, но к моей просьбе присоединились остальные и он сдался:

– Хорошо, пара минут у нас есть. Итак… – он заложил руки за спину и начал прохаживаться перед нами, как на лекции.

– Итак. То, что вы видите есть попытка реализовать частотно-резонирующее воздействие на объект. – он показал рукой на шар: – В ходе расшифровки фресок нам удалось выяснить, что данный предмет есть контейнер, заключающий в себе некий объект поклонения. Что именно – мы не знаем. Записи характеризовали его как благодать, мудрость и всеобщее благо. Для его открытия аборигены проводили долгие ритуалы, порой длящиеся по несколько суток и, увы, не всегда успешные.

– Так мы что – надолго тут застряли? – перебил его Клён, чем заслужил полный недовольства взгляд Сэймора.

– Мы провели долгие исследования, – не отвечая на его вопрос продолжил археолог: – И выяснили, что при молитвах аборигены впадали в состояние религиозного экстаза и при этом… – он внезапно замер и поднял вверх палец: – Слышите? Тональность поменялась.

Мы дружно прислушались. Ну, не знаю. Наверное, что-то и поменялось – вот только я не уловил разницы.

– Это изменение тональности, – он снова начал прохаживаться перед нами: – Показывает, что мы завершили процесс чтения предварительных гимнов и…

– Простите, – тут не выдержал уже я: – Вы что-то про экстаз говорили.

– Ах, да! Извините. Так вот. Впадая в состояние экстаза, аборигены начинали резонировать и излучать электромагнитное поле определённой частоты, которое формировало пиковые всплески с определённой периодичностью. И – как результат, при особенно истовом желании, и, соответственно, при попадании в заданные параметры, кокон открывался, и…

– Простите, но кто задавал? И, вы меня, конечно, извините, но не лучше бы было открывать это в лаборатории, а ещё лучше – в бункере. Защищённом. – Грей зачем-то перекинул свой карабин из-за спины и развлекался тем, что щёлкал предохранителем.

– Перестаньте, – поморщился Сэймор: – Это абсолютно безопасно. Уж если дикари его открывали…

– Да, но они все вымерли, – поддержал Грея я: – Это может быть небезопасно. Отключайте, Сэймор. Вот долетим, выгрузим – и тогда развлекайтесь.

– Вы что? – он попёр на меня и в его глазах сверкнул, к сожалению, слишком хорошо мне знакомый огонёк безумия: – Отказаться от величайшего открытия? Ни-за-что!

– Но, Сэймор, – присоединилась к нашим просьбам Жанна: Вы же не знаете кто и зачем спрятал это?

– Кто – я не знаю! Наверное, тот, кто создал этот шар. Зачем – этого мы не знаем – пока не знаем, но вот сейчас… – он склонил голову набок, прислушиваясь и услышав нечто, слышимое только ему торопливо активировал свой комм:

– Всё! Мы определили параметры и интервалы пиковых импульсов. Сейчас оно должно открыться.

Смотрите! – археолог показал на сферу. По её гладкой и всё так же сверкавшей полированным золотом поверхности – по крайней мере для меня золотой, пробежали тонкие ровные линии, наподобие меридианов на глобусе. Они росли и сегменты шара начали откидываться, раскрываясь как дольки мандарина.

Мы дружно сделали шаг вперёд и вытянули шеи всматриваясь в медленно обнажающееся содержимое хранилища. Ещё несколько секунд и откинувшиеся дольки непостижимым для металла образом обмякли, обвисли вниз, как если б были не из металла, а из банальной ткани. Мне показалось, что они даже заколыхались, повиснув вертикально вниз.

В результате всех этих пертурбаций нашим взорам предстала небольшая, примерно с голову подростка, сфера. С пару секунд она просто сверкала ярким золотым свечением, а потом из неё двинулась, расширяясь сразу во все стороны волна насыщенного лимонного цвета. Волна двигалась сравнительно быстро, как бы обволакивая все предметы – по крайней мере когда она коснулась и поглотила меня, у меня возникло чувство, будто я оказался обмакнутым в масло, но, в то же время она не была материальной. Свет и только свет, но какой-то плотный, сгустившийся что ли.

– Кто вы и зачем потревожили меня, – раздался сильный и властный мужской голос. При его первых же раскатах ужасно захотелось пасть на колени, протянуть к нему руки, простить о милости, снисхождении, прощении за всё сразу, за сделанное и ещё не сделанное. Голос, вкупе со светом просвечивал насквозь, не оставляя в душе ни одного уголка, где