В течение полутора лет, пока длилась кампания, выездная группа состояла обычно из кандидата, Хикс и руководителя кампании, Кори Левандовски. Со временем Хикс стала не только невольной участницей исторических событий, что изумило ее не меньше, чем всех остальных, но и человеком, беззаветно преданным мистеру Трампу и терпимым ко всем его недостаткам (какими оказывались все люди, когда-либо работавшие на него).

В июне 2016 года Левандовски (с которым у Хикс случился перемежающийся роман) был уволен из-за разногласий с родственниками Трампа. Вскоре после этого Хикс сидела в Башне Трампа вместе с Трампом и его сыновьями, расстраивалась из-за того, что Левандовски полощут в прессе, и вслух рассуждала о том, не может ли она ему как-нибудь помочь. Тут Трамп, обычно обращавшийся с Хикс довольно заботливо и даже по-отечески, вскинул на нее глаза и спросил: “Помочь? Вот еще! Ты и так много всего для него сделала. У него никогда больше такой шикарной бабы не будет!” Хикс не выдержала и просто выбежала за дверь.

Когда вокруг Трампа – вначале как номинанта, затем как избранного, но еще не вступившего в должность президента – начало формироваться новое окружение, Хикс продолжала играть при нем роль личной пиарщицы. Она оставалась его постоянной тенью, человеком, имевшим к нему самый верный доступ. В Западном крыле очень часто звучала фраза: “А вы уже говорили с Хоуп?”

Хикс, опекаемую Иванкой и сохранявшую ей преданность, воспринимали как настоящую дочь Трампа, тогда как в Иванке видели его настоящую жену. Если же конкретнее говорить об основных обязанностях Хикс, то она была главным лицом, отвечавшим за отношения президента с медиа. Она работала бок о бок с президентом, совершенно независимо от коммуникационного отдела Белого дома с его штатом в сорок человек. Трактовка личных взглядов и имиджа президента была доверена ей – точнее говоря, она выступала представителем президента, отвечавшим за подачу и распространение тех взглядов и того имиджа, которыми он не делился вообще ни с кем. Сообща они действовали самостоятельной нештатной командой.

Хикс, не имевшая собственной политической позиции и в силу прошлого нью-йоркского опыта работы в пиаре смотревшая на правые печатные СМИ свысока, служила официальным связующим звеном между президентом и ведущими медиа. Президент возложил на нее задачу чрезвычайной важности: добиться хороших отзывов о нем в New York Times.

В понимании президента этой цели никто до сих пор не добивался – “но Хикс продолжает стараться”, по словам самого Трампа.

Не раз после дня (одного из бесчисленных дней), приносившего особенно неприятные отклики, президент ласково говорил ей: “Ты – наверное, худшая в мире пиарщица”.

* * *

В первые дни переходного периода, когда Конуэй уже начали оттеснять с дороги, Трамп решил найти себе “звезду” на должность пресс-секретаря. В его список попала консервативная радиоведущая Лора Ингрэм, выступавшая на съезде, а также Энн Коултер. Рассматривал он и кандидатуру Мэрайи Бартиромо с канала Fox Business. (Это же телевидение, сказал избранный президент, а значит, нам нужна симпатичная женщина.) Когда ни с одной из этих женщин ничего не вышло, пресс-секретарское место предложили Такеру Карлсону с Fox News, но тот отказался.

Но высказывалось и встречное мнение: пресс-секретарь должен быть противоположностью звезды. И вообще, всю работу с прессой следует слегка притушить. Ведь пресса – враг, зачем же перед ней стелиться, зачем выдвигать на первый план? Такова была основная идея бэннонизма: хватит тешить себя иллюзией, что с врагами можно как-то поладить.

Пока вокруг вакансии продолжались споры, Прибус предложил одного из своих заместителей в Национальном комитете Республиканской партии, Шона Спайсера – популярного сорокапятилетнего вашингтонского политолога, занимавшего при Джордже У. Буше ряд должностей в Конгрессе, а также в НКРП. Спайсер не сразу согласился занять предложенную должность – он долго спрашивал коллег по вашингтонской трясине: “Если я сейчас соглашусь, меня потом еще куда-нибудь возьмут?”

Ответы на этот вопрос были неоднозначны.

В переходный период многие члены команды Трампа сошлись с Бэнноном во мнении о том, каким должен стать подход Белого дома к прессе: а именно, что журналистов нужно держать на расстоянии – причем как можно более почтительном. Для прессы же эта инициатива, точнее, слухи о ней стали очередным признаком того, что президентская администрация вскоре займет враждебную прессе позицию и будет систематически перекрывать каналы информации. В самом деле, при формировании других администраций уже не раз обсуждались предложения, например, перенести конференц-зал из Белого дома в другое место, или сократить количество пресс-конференций, или ограничить время вещания либо доступ для журналистского пула. Пока президентом был Билл Клинтон, Хиллари призывала ограничить доступ журналистов в Белый дом.

Но сам Дональд Трамп оказался неспособен убрать прессу и сцену подальше от своего дома. Он регулярно отчитывал Спайсера за неуклюжие выступления, потому что смотрел и слушал их очень внимательно. Судя по реакции Трампа на брифинги Спайсера, он по-прежнему считал, что никто, кроме него самого, не умеет обращаться с медиа как следует, что ему просто хронически не везет с отделом коммуникаций, который ведет себя как “Отряд F”, только не имеет ни капли обаяния, харизмы и нужных медиа-связей[31].

Давление Трампа на Спайсера – постоянные начальственные разносы и наставления, от которых у пресс-секретаря только трещала голова, – гарантированно превращало его брифинги в такой страшный сон, что глаз не оторвать. Между тем, настоящее взаимодействие с прессой более или менее перешло в руки нескольких конкурирующих журналистских организаций внутри Белого дома.

А Хоуп Хикс и президент продолжали существовать – по мнению других обитателей Западного крыла – в какой-то параллельной вселенной, где ведущим медиа еще предстояло открыть для себя обаяние и мудрость Дональда Трампа. Если предыдущие президенты ежедневно обсуждали запросы, желания разных конгрессменов и возможные рычаги воздействия на них, то президент с Хикс уделяли много времени разговорам об определенном круге медиаперсонажей и пытались угадать истинные помыслы и нащупать слабые места разных телеведущих, телережиссеров и репортеров Times и Post.

Часто предметом этих честолюбивых, но потусторонних фантазий становилась корреспондентка Times Мэгги Хаберман. Публикации Хаберман, выходившие на первой полосе газеты, можно было бы объединить под рубрикой “Странности Дональда Трампа”: обычно там появлялись яркие рассказы об эксцентричных выходках, сомнительных поступках президента и об очередной чуши, какую он напорол, – причем рассказывалось обо всем этом осведомленным и хладнокровным тоном. Конечно, все понимали, что Трамп остается в душе мальчишкой из Квинса и привычно трепещет перед Times, но никто в Западном крыле не мог внятно объяснить, почему президент с Хикс так часто обращаются к Хаберман, от которой можно было дождаться исключительно глумливых и оскорбительных комментариев. Некоторые полагали, что Трамп воскрешает в памяти картины былого успеха: пускай Times настроена против него, зато Хаберман в прошлом много лет работала в New York Post. “Она – большой профессионал”, – говорила Конуэй, как бы оправдывая президента и пытаясь объяснить, почему он столь часто допускает к себе Хаберман. Но, как бы ни мечтал президент увидеть добрые слова в свой адрес, напечатанные в Times, саму Хаберман он называл “вульгарной теткой”. И при этом они с Хикс каждую неделю обдумывали, когда им в следующий раз позвать Times.