и сабли закрутились с неправдоподобной скоростью. Дон разглядел лишь конец короткой стычки. Грассин увернулся от промахнувшегося по шее клинка и сшиб невысокий резной столик. А Гоб выскользнул из-под длинного наконечника, что рубанул по нему, как топор.

Времени у этих двоих не оставалось. И потому они не могли позволить себе передышку. Вторая стычка вспыхнула тотчас. Гоб сплоховал, и копьё обрушилось на правую саблю, прибив её к земле. Тело парня потянуло за ней. А копьё взмыло и опустилось на его спину. Но Гоба этот удар не достал – он как-то вытек из-под него, и левым клинком отбил древко в сторону. А правым попытался дотянуться до отца – нарвался на удар ногой в бедро.

– Хватит! – рявкнул Дон, которому всё это осточертело

И только-только отпрянувшие друг от друга поединщики замерли двумя выключенными заводными игрушками.

– Ты чего? – не понял Гнер, оценив две статуи с искажёнными лицами.

– Заткнись! – шикнул манипулятор на любителя посмотреть, как люди режут друг дружку. – Не хочу, чтобы он сына убил. Мне плевать: кто из них сильней, кто слабей? А вот кто, в конце концов, сдохнет…

– Гоб, – уверенно оценил Гнер. – Чувствует себя отцеубийцей. Это мешает. А Грассин невменяем.

– Вот пусть император их и разнимает, – процедил Дон. – Сейчас они с твоим отцом доползут сюда. И я дам этим драчунам волю.

Он ещё чуть-чуть побухтел – накипело. Потом незаметно провалился в размышления. Гнер пхнул его в бок, когда за дверью послышались шаги. Но слегка не рассчитал силы – у Дона чуть рёбра в трусы не просыпались. Зато гости Грассина вдосталь налюбовались, как два вооружённых столба ожили и заморгали друг на друга. Их боевой пыл, будто корова языком слизнула. А император не преминул продемонстрировать свою осведомленность о происходящем:

– Дон, моя благодарность. Теперь я, пожалуй, и сам справлюсь! – громогласно провозгласил он, отчего-то возведя очи к потолку. – Итак, Гобнут, у тебя так-таки ничего не вышло. Полагаю, ты старался. Вон, даже сына не пожалел, – кивнул император на отступившего в сторону Гоба.

Парень сник, упорно пялясь в пол. Неловко спрятал за спину руку с рассечённым рукавом куртки. А кистью попытался удержать в горсти стекающую в неё кровь – на пол пролился тягучий ручеёк. К тому, что произошло дальше, Дон не приготовился – ломал голову над более важной проблемой: как бы так незаметно смыться? Диван под ним качнулся. Он вскинул глаза и отшатнулся: перед лицом взметнулась громадная лапища. Смысл происходящего вокруг вообще не всосал. Только показалось, будто в окна чем-то дунуло со страшной силой, отчего всех, кроме него, разметало.

Дацерик Аэгл отлипал от двери, в которую ткнулся боком, громыхнув ею об стену. Император злорадно щерился, поднимаясь с карачек. Грассин разгибался в какой-то странной угловатой скукоженной позе. А Гнер откинулся на спинку дивана. Один Гоб застыл статуей неверия собственным глазам. Потом Дону продемонстрировали сразу три ножа. Первый вытащил из двери – прямо на уровне своих глаз – поднявший император. Второй поднял с пола под ногами Гнер. Третий выдрал из правого плеча Грассин. Гоб очухался и бросился к нему, но отец отшвырнул сына, как бы отрезая себя от его дальнейшей судьбы.

– Взять, – задумчиво произнёс император, отступая в сторону.

И кабинет заполонили громадные мужские тела, двигающиеся с характерной грацией армов. Где они были, когда убивали их императора – злорадно подумал Дон, но осёкся. Этот повелитель порченных амбалов ничуть не расстроился таким небрежением в отношении своей особы. Ну да, он же и сам великий воин – негоже ему быть хоть чуточку ущербней своих головорезов.

– Итак, – веско бросил этот позёр и опустился в кресло, как только за последним отправленным обратно в коридор армом закрылась дверь.

В соседнем кресле расположился правитель Эспе-Аэгл. Он вертел в руках нож сына, замызганный кровью Грассина.

– Я жду, – изобразил чуть ли не смирение Аркат, рассеянно обозревая кабинет.

Гнер соизволил подняться и шагнуть к командиру. На ходу выудил из-за пазухи приснопамятные свитки, стибренные у Баета, и передал императору. Тот немедля погрузился в чтение, передавая прочитанное старику Аэглу. Морды у обоих были бесстрастней кресел под задницами.

– Я не понял, – всё-таки прозрел Дон. – В меня что, метнули нож? Ты его отбил?

– Лопух, – по-своему ласково припечатал его Гнер, снова падая рядом на диван.

– Как вы мне надоели! – вырвалось у Дона из самых глубин души.

Он всё ещё не мог осознать, что вот только-только, что несколько минут назад мог умереть. На этот раз навсегда. Девчонки остались бы одни. Совсем одни – дед не в счёт. Никто, кроме Дона, не сумеет их защитить по-настоящему. Да и вообще! Он как-то ещё не нажился. Что за херня?! Не успеет вырасти, как его норовят убить! То поезд, то какой-то психованный мутант…

– Ну, мы, вроде, не так часто видимся, – заметил Аркат. – И за подол тебя никто не хватает. Шляешься, где хочешь. А ты у нас, между прочим, под запретом.

– Мозги у вас под запретом! – невольно выпалил Дон. – Уже невтерпёж с вами расстаться. Зудит до одури.

– Значит, твои намерения неизменны, – хладнокровно констатировал император. – Вы покидаете нас всей компанией. Кстати, а где Фуф? Где эта кудрявая бестолочь? Его отец забросал меня жалобами. Требует вернуть домой силой.

– А меня ещё не требуют? – осведомился Гнер, избегая смотреть на отца.

– А ты, что у нас, пуп земли? – искренно удивился император. – Мне удалось убедить Дацерика, что твой младший брат гораздо более выгодный кандидат на роль наследника. Он, конечно, ещё зелёный. Но и Дацерик не завтра помрёт. Не завтра? – уточнил он у старика.

Тот не поддержал веселье монарха: демонстративно перечитывал писульки по третьему разу.

– То есть, я свободен? – уточнил в свою очередь Гнер.

– От чего?

– Хочу подать в отставку.

– И чем займёшься, – насторожился Аркат, подаваясь вперёд.

Проняло зазнайку – удовлетворённо съехидничал Дон. А то извыделывался, как клоун, не дождавшийся аплодисментов.

– Отправлюсь путешествовать.

Император пронзил манипулятора таким взглядом, что описаться можно. Его расслабленное тело махом напружинилось. А добродушная улыбка симпатичного мужчины перетекла в неприятный оскал. Даже позабыл о мозгодробительных талантах гада. Хотелось ему сказать!.. Но Дон решил не обострять. Пусть сами жуют свою кашу. Ему дела нет, кто