У девушки было такое чувство, словно их бросили в костер. Еще и жабры не отросли, как хвост стал подгорать. Несовместимое и полагаемое соединились вместе, даруя начало новой жизни. Смешение цветных красок и чернил. Симбиоз света и тени.

Им будет тяжело, но никто и не говорил, что будет легко. Рагнар желал для них лучшего будущего, но не хотел идти по головам, сжигая кости. А по-другому не получалось. Всегда будет кто-то страдать. Единственная надежда, что это будут не они. Ну, или хотя бы не полностью. Сгорать больно, подгореть не так страшно, правда, шрамы останутся на всю жизнь, как бы сильно ты не хотел от них избавиться. А без этого ты не выживешь в этом мире. Таков закон диких начинателей власти.

Все еще не чувствуя ничего, кроме сдавших нервов, они пошли прочь из этого неприятного района. Табаки знал местность и сократил путь, срезав через Табакерку. Они шли не спеша, почти в обнимку, парадируя счастливую парочку, чтобы слиться с толпой. Табаки заставил Эби несколько раз посмеяться, чтобы выглядеть дурой в глазах следивших за улицами парней Пня, и не вызывать подозрения. Они продолжали играть по правилам улиц, но сами тряслись как блестки среди глицерина в клетке снежного шара на рождество. Кстати, праздники приближались и в окнах все чаще встречались гирлянды, а на улицах выставлялись елки, украшенные дешевой рвущейся мишурой.

Дороти подумала, что такие вещи, как Рождество и объединяют людей. Даже в самом преступном районе города люди пытаются создать себе праздник.

Покинув улицы Колоды и продержавшись еще пару перекрестков, они сорвались на бег.

Ноги, почувствовавшие свободу, понеслись по тротуару, опережая прохожих, светофоры, яркие вывески магазинов и кафе. Тени остановились только на своей улице, восстанавливая дыхание и опираясь друг на друга, словно старики. Их разум выдал яркие эмоции из-за того, что так долго сдерживал стресс. Они стали смеяться до колик, хватаясь за животы и чуть ли, не падая от нехватки сил.

— Боже, этот день стоит записать куда-нибудь, — сквозь свой смех спятившей гиены произнес Табаки. — Расскажу об этом своим детям. Или сорока кошкам. Или долбанутому попугаю, смотря с кем я проведу свою старость.

— Для начала нам стоит добраться до Рагнара и сообщить, что мы живы, — Эби выдохнула, поставив руки на бедра. — Пока он не успел поднять на уши всех Теней в округе и пойти на Пня войной.

— Я больше, чем уверен, что так он и собирается сделать, — хмыкнул Табаки и они двинулись дальше.

Всегда приятно возвращаться домой, особенно, когда тебя ждут.

Они шмыгнули в подъезд и стали взбираться на пятый этаж, минуя другие двери и другие, не менее тяжелые, жизни. Дороти знала, что на втором жил парень, торгующий дешевой травой, такой, которую даже Табаки не покупал. Еще ходили слухи о поехавшем профессоре некогда знаменитого университета, который на старости лет стал заниматься эзотерикой, читая библию и вызывая духов, Ви сразу заинтересовалась этим, но пришла после гостей разочарованная, сообщив, что тот дед полный кретин и ничего настоящего он делать не умеет. Кроме того, на третьем и четвертом проживали беженцы, но не те, которые покинули свою страну, а те, которые скрывались от правительства по тем или иным причинам, другими словами, в этом доме проживали уголовники. Это всех не сильно напрягало, поскольку на пятом этаже жили убийцы. Такая вот пирамида общества.

На лестничной клетке между четвертым и пятым этажами, Табаки схватился за бок и остановился, облокотившись на перила:

— Погоди, слишком быстро… Мои легкие… Не готовы воспринимать такую нагрузку…

— А кто в этом виноват, скажи мне?

— Ой, вот только не надо гнать всю эту мораль, — махнул Табаки. — Мне и Рагнара хватает… Хочу курить и буду. И что вы мне сделаете?

— Не мы, — Эби добралась до нашей двери, тяжко дыша. — Твой организм, дорогой мой. Кому же понравится, если его тихонько убивать?

— Всем нравится… — Продолжал Табаки. — Страна так с нами и поступает. Только так в нас вырабатывается воля к борьбе.

— Жестко и проницательно, — Дороти дернула дверь на себя и шагнула в коридор, освещенный люстрой с кухни. Дерек, явно распалившийся и готовый свергнуть все правительство, чтобы вызволить своих друзей, стоял на кухне в строгой позе. Ви сидела за столом с красными глазами, с платком в одной руке и сжатым кулаком другой. Закари скрестив руки, наверняка отвергал все безумные идеи Рагнара и предлагал свои, не менее рискованные.

Все трое резко обернулись на звук и на целую секунду застыли, словно живые фигуры, ожидая, когда занавес скроет их от людских глаз.

А потом они ожили и Дерек побежал к Эби, а она рванула к нему.

Они встретились на середине коридора.

И Дороти утонула в его объятиях.

От него пахло старой курткой и домашним теплом. Он давно не брился, и его щетина защекотала девушке шею. Она бормотала ему на ухо:

— ВсевпорядкеВсевпорядкеВсевпорядке…

Эби понимала, что на его месте она бы давно спятила. Рагнар был в ответе за всех Теней, проживающих в этой квартире, и хоть этого и запрещали правила, он их любил. Дети Рагнара были его семьей. Всем, чем он дорожил. И когда-нибудь кто-то может этим воспользоваться против них. И тогда, скорее всего, они сломаются. Или станут сильнее, как никогда.

Дерек, наконец, отпустил Эби и с тревогой осмотрел, но не заметив никаких ран, кроме грязи на подбородке и щеках, спросил:

— Табаки?

— Здесь я, — помахал парень, войдя в квартиру и держась за бок. — Вся эта муть меня порядком помотала. Я уже не тот, что прежде… Черт возьми…

Табаки удивленно поднял руки, когда Дерек обнял и его. Им обоим было чуждо чувство нежности, но тем не менее, в некоторых ситуациях, границы стирались.

Афродита выпорхнула из-за стола и стиснула Дороти в объятиях, потом взяла в руки ее лицо и расцеловала в обе щеки:

— Ви… хватит…

— Как ты, детка? — Она провела по волосам Эби, снимая пыль из шахты и шмыгая носом. — Вы не пострадали?

— Ну как сказать, я бы не отказался от винишка или чего-нибудь для релакса, — хмыкнул Табаки и Ви переключилась на него, произнеся что-то на испанском и потрепав его по макушке. Дороти прошмыгнула на кухню, где стоял Закари. Он тоже хотел вот так обняться с ними, но не решался. Может стеснялся из-за своих подростковых мальчишеских устоев или же, просто не знал, как. Вместо объятий он положил ладонь на плечо девушки и легонько сжал:

— Рад, что вы