– Не беспокойся о Франце, – уклонилась от прямого ответа Зильта. – А теперь пойдем, у нас нет времени.

Лили уставилась на корсет. После рождения Ханны она изо всех сил сопротивлялась тому, чтобы надевать ненавистный предмет одежды. Она носила только то платье, которое можно было надеть без корсета, и в конце концов Генри сдался, потому что ему было неловко из-за того, что она постоянно носит одну и ту же одежду. За последние несколько лет она так сильно похудела, что на первый взгляд отсутствие корсета была незаметно. Она поклялась, что больше не даст запихнуть себя в эту штуковину лишь ради того, чтобы соответствовать бессмысленной моде, которую диктовали мужчины. Лили помнила, как страдала бабушка из-за того, что позвоночник и внутренние органы деформируются под действием корсета, и не хотела испытывать такие страдания в старости. Кроме того, корсет был ужасно неудобен. Но сейчас Зильта с надеждой посмотрела на нее, протягивая новое шелковое платье. Лили с легкостью могла представить разочарованный взгляд отца, уничижительный – брата и разгневанный – Генри, если она снова плюнет на условности и сделает по-своему.

«Ладно, корсет так корсет», – устало подумала она. Ей стоит трезво рассчитывать свои силы. И сегодня сил противиться общему давлению у нее не осталось.

Лили молча повернулась спиной к матери, чтобы та смогла расшнуровать платье.

Альфред Карстен сидел перед зеркалом туалетного столика и ждал, пока лакей завяжет ему шнурки.

– Спасибо, мой мальчик – сказал он, когда Кай выпрямился.

– Герр Карстен, вам помочь спуститься по лестнице?

Альфред покачал головой.

– Я справлюсь, – сказал он и кивком отпустил Кая.

Как унизительно, что сейчас он зависим от такой поддержки! Альфред всегда гордился тем, редко обращался к слугам по личным вопросам. Франц жа, напротив, позволял Каю брить его и одевать по утрам. Но Франц рос в роскоши, которая появилась благодаря трудам Альфреда. Если провести годы детства и юности в роскоши, то характер формируется совсем иным. Со стоном Альфред встал.

Ноги все еще ужасно болели, икры были синими и распухшими. Он медленно он подошел к окну, услышав звук подъехавшей кареты. Альфред наблюдал за ними тайком, подглядывая из-за занавески, словно ребенок, сидевший под домашним арестом, который смотрел за играми других детей.

Альфред чувствовал себя обделенным, хотя сам не захотел ехать в порт.

При виде Лили у него так сильно сжалось сердце, что пришлось прижать руку к груди. Словно слева была открытая, кровоточащая рана. Внутри боролись противоречивые чувства. Часть него хотела броситься вниз по лестнице и обнять Лили и Ханну, просто позволить себе порадоваться тому, что он видит их, и оставить прошлое позади. Другая часть испытывала бессильный гнев. Он не мог простить Лили то, что она сотворила с их семьей из-за своего эгоизма. И все же он любил дочь.

Теперь он не знал, как вести себя в сложившейся ситуации, после трех лет молчания. Последние два часа он сидел в комнате, прислушиваясь к звукам. Детский плач, громкий смех, топот маленьких ножек, хлопанье дверей, голос дочери, который он не слышал уже несколько лет. Звуки дома, полного жизни. Только сейчас он понял, как сильно ему этого не хватало. И как сильно это его пугало. Каково это, впервые взять на руки внучку?

Ханна родилась вне брака, ее отец – неотесанный докер, который испортил жизнь Лили. Мало того, что он сманил ее жить в трущобы, так Лили едва не погибла по его вине. Альфред ненавидел Йо Болтена всей душой. Не вина Ханны в том, кто ее отец, но Альфред все же боялся, что в чертах Ханны будут проскальзывать черты Болтена. И тогда Альфред не мог поручиться, что ненависть и гнев, который он испытывал к Болтену, не перекинется на ребенка.

Медленно он вышел в коридор. Лестница казалась непреодолимым препятствием. Альфред стоял наверху, глядя в зал, и не мог сдвинуться с места. Снова раздался детский смех, замет – радостный голос Зильты. Превозмогая боль, Альфред ступил на первую ступеньку.

Первой в гостиную вошла Розвита. Лили, одетая в подаренное матерью платье, стояла у окна и смотрела в сад, пытаясь успокоить бешено колотящееся в груди сердце. Она чувствовала себя наряженной куклой и постоянно перебирала пальцами жемчужный амулет. Зильта сидела на диване и возилась с Ханной, которая пыталась вытащить гребень из ее волос. Лили с улыбкой поглядывала на них. Как же долго она ждала этой встречи! Наконец-то Ханна узнала свою бабушку, наконец-то она была дома.

– Ханна, не шали, – строго сказала Лили, когда дверь открылась.

Она еле сдержала рвущийся с губ смех. Ее невестка была одета в немыслимое платье с оборками, слишком тесное для ее размера. Приглядевшись получше, Лили поразилась, насколько бледной выглядела Розвита. Зильта поднялась.

– Лили, ты же помнишь Розвиту?

Широко улыбаясь, Лили шагнула к невестке.

– Как я рада снова тебя видеть, – сказала она, поцеловав Розвиту в щеку. – Ты выглядишь восхитительно!

– Давайте не будем преувеличивать. – Прежде чем Розвита успела ответить, за ее спиной раздался холодный голос. Розвита вздрогнула и закрыла рот, так и не успев ничего сказать.

Вошел Франц, и Лили показалось, что воздух в комнате стал холоднее.

– Сестренка! – Франц подошел к ней и, к ее изумлению, обнял. Впрочем, по ледяному взгляду брата Лили поняла, что это был всего лишь спектакль, затеянный, вероятно, для Розвиты.

– Франц! Как… приятно тебя видеть!

Он скривился, словно положил в рот лимон, затем повернулся и с деланным восторгом воскликнул:

– И это, должно быть, моя маленькая племянница! – Он подошел к Ханне, опустился на колени и, раскинув руки, тихо произнес:

– Иди к своему дяде Францу!

Ханна замерла. Она неуверенно посмотрела на Франца, перевела взгляд на Зильту и, наконец, на Лили. Лили ободряюще улыбнулась и едва заметно покачала головой. Ханна сделала шаг назад.

– Нет! – воскликнула она, мотнув головой. Черные кудряшки всколыхнулись в такт движению.

Франц поднялся и поправил галстук.

– Ну, этого следовало ожидать, не так ли? – сухо сказал он. – Я не знаю, как разговаривать с детьми. У меня до сих пор нет своих, – добавил он, словно между делом. Розвита, стоявшая рядом, сжалась, словно от удара.

– Пока нет, но очень скоро могут появиться, – сказала Зильта с мягкой улыбкой.

– Твой оптимизм меня радует, – ответил Франц. – К сожалению, ты единственная, кто еще сохранил надежду.

Лили посмотрела на Розвиту. Плечи ее поникли, она уставилась в пол, словно ребенок, которого отругали. «Скажи же что-нибудь, – раздраженно подумала Лили. – Почему ты позволяешь Францу так обращаться