— Хватит, Олег, — покачала головой и, неровно вздохнув, наспех вытерла слёзы. — Хватит, — сдавленно, тихо.

Посмотрела на него мельком и поспешила выйти из палаты, понимая, что остановить слезы я не в силах. Олег вышел следом. Стащив шапочку, прикрывающую мои волосы, я практически наугад пошла вперед, совершенно не помня, где находится моя палата. От слабости меня покачивало, казалось, что, если сейчас я остановлюсь хотя бы на миг, просто упаду. Вот только останавливаться я как раз и не хотела. Вдоль всей стены тянулся поручень, и я придерживалась за него, тщетно пытаясь сообразить, куда мне нужно. Направленный мне в спину взгляд я ощущала кожей, каждой клеткой тела, и от этого эмоционально меня выворачивало ещё сильнее. В этот момент сильнее того, чтобы Олег просто ушел, оставил меня в покое, я хотела только одного — чтобы Янина быстрее поправилась. Чтобы с ней всё было хорошо, и я смогла забрать её из этого пугающего инкубатора.

— Алина, нам нужно поговорить, — нагнав, Олег снова обхватил меня за талию. Раньше звука его голоса я услышала шаги, только поэтому не вздрогнула. Придерживая, Олег повёл меня по коридору, но поручень я так и не отпустила. Как будто эта опора была куда надежнее, чем его руки. Да, куда надежнее…

— Все, что ты мог сказать, ты уже сказал. А мне нечего тебе ответить.

— Ты вывернула мои слова наизнанку, Лина! — теряя терпение, выговорил он.

Я отчётливо разобрала прозвучавшее в его голосе раздражение. На мгновение он сжал руку, комкая ткань халата на моей пояснице, но длилось это недолго. Тут же его ладонь снова мягко легла на моё тело поверх невесомого хлопка. Прикосновение обжигало, клеймило, оставляло невидимый болезненный след. Мазохистка… Именно тепло его ладони не давало мне в очередной раз забыться. «Не верь мне» — единственное откровенное, истинное. Не верь…

— Что было непонятного в «когда Алина родит, я скажу ей, что ребенок умер»?! — усмешка отдалась во мне яростью. Голос звучал глухо, надтреснуто. Мне опять хотелось пить, собственная слабость только усиливала раздражение. — Что тут можно было неправильно понять, Громов?!

Олег толкнул дверь палаты ближайшей от той, где в инкубаторе лежала моя дочь. Стоило догадаться. Люкс со всеми удобствами, включая возможность видеть дочь. Только зачем ему это?!

Громов помог мне дойти до постели, убрал руку. Я наконец перестала чувствовать его обжигающие прикосновения. Только теперь поняла, в каком напряжении находилась, пока он был так близко, что я против воли вдыхала лёгкий аромат его одеколона и запах предательства. Ядовитый запах. Теперь же я словно бы смогла выдохнуть. Опираясь о постель присела, скинула тапочки и аккуратно подняла ноги. Прикрылась одеялом и выговорила:

— Если с моей дочерью что-то случится, Олег, я тебя убью.

Он бы мог не придать моим словам значения, но говорила я абсолютно серьезно и, кажется, он понял это. Я действительно была способна сделать это. Моя девочка. Янина. Глаза Олега сверкнули гневом, губы вытянулись в тонкую линию.

— Мы с Давидом разговаривали об Ане, Лина! — рыча, повысил он голос. — О моей жене! Я собирался рассказать ей о смерти нашего сына после того, как ты родишь!

Лучше бы он молчал. По крайней мере, это было бы куда честнее. Каждое же его слово впечатывалось в меня, разрушая не только чувства — меня саму, потому что я сама стала чувствами к нему. Вся я, всё, что было во мне живого, превратилось в эти самые чувства. Всё, помимо любви к дочери и желания защитить её.

— Хорошая попытка, — с сарказмом, холодно хмыкнула я. — Что же тебе мешало раньше ей обо всем рассказать? Ты ведь и о разводе ей ничего не сказал, — холодная усмешка превратилась в горькую улыбку. Я сжала край одеяла в пальцах, качнула головой. — Все то время, что мы были вместе, я молчала, ждала от тебя обещанного «я разберусь с женой». И что, Олег? Что ты сделал? Ничего. Ты даже не пытался ничего сделать.

— Алин… Там всё слишком сложно…

— Конечно, — короткий, сдавленный смешок. Мне хотелось кричать, хотелось выплеснуть из себя всё то разочарование, что давило изнутри. Сложно… — Конечно, сложно! — возмущенно выдохнула. — У тебя все всегда слишком сложно, Громов! Это у меня все просто. Я верила тебе, слепо доверяла, а ты…

— А я тебя любил, хотя это ни в какие рамки не вписывалось. Любил и люблю, черт тебя подери! — зарычал он теперь уже глухо, опаляя яростью, рвавшейся из темени его глаз. — Я загнал себя в преисподнюю, Алина, и выбраться оттуда так просто не могу! Аня ведь не виновата ни в чем. Думаешь, я мог так просто прийти и заявить, что развожусь с ней?

— Ты обещал мне! Обещал, что все уладишь!

— И я бы уладил! — развел руками, заходил по комнате. — Уладил бы! После того, как ты родила, я бы поехал к ней и достучался бы до неё.

— А если нет? Если бы не достучался? Так бы и бегал от меня к ней? Я бы так и жила с осознанием, что всего лишь твоя любовница, а она — законная жена.

— Раньше тебя это не волновало, — покривил уголком рта Олег, снова посмотрев на меня.

— Раньше у меня не было Яны, — вздернула подбородок. — Хватит, Олег, — вдруг поняла, что дико устала. И дело было не только в том, что устала я физически. Нет. Устала от вранья, от жалких оправданий, от фраз, ведущих в одно сплошное никуда. Не хочу. Не хо-чу. Больше ничего не хочу. — Пожалуйста, больше не приходи ко мне. Я не желаю тебя видеть.

Это я сказала уже совершенно спокойно, ровно. Олег остановился. Долгие секунды мы смотрели друг другу в глаза — совершенно чужие. Он был мне чужим. Не мой. Наивная… Я даже сейчас всё ещё была его, а он моим — нет. Ни сейчас, ни вчера, ни неделю и ни месяц назад. Он принадлежал девушке с убранного на чердак портрета. Девушке с красивой крупной родинкой на шее. Я как-то само собой коснулась ключиц, провела выше. Не мне — ей. Анне.

— Хочешь, чтобы я исчез из твоей жизни? — нарушил молчание Олег. Мрачно хмыкнув, он приблизился к постели. Склонился, смотря мне прямо в душу. Что-то в нём неуловимо поменялось. Как будто за то время, что в палате стояла тишина, он успел что-то взвесить, перестроить, позволить темноте окончательно поглотить светлое. — Уверена? — бархат и сталь в голосе.

— Уверена, — ответила, не давая себе ни единой возможности засомневаться в собственных словах. — Я хочу забыть тебя и всё, что произошло. Хочу начать новую жизнь.

— Без меня.

— Без тебя.

Алина

— Не стоило тебе приходить, девочка. Поберегла бы ты себя, — Вадим Козельский открыл передо мной дверь. — Но я рад… рад, что ты пришла.

Мы вошли в кабинет, едва ли не полностью отделанный деревом. Деревянные панели на стенах, широкий массивный стол, большой книжный шкаф с выставленными в нём томами в твёрдых переплётах. Никогда раньше я не бывала в этом доме, теперь же повод представился. К сожалению, далеко не радостный.

Я осмотрела кабинет, подошла к книжному шкафу и прочитала несколько названий на толстых корешках. Классика. В основном, русская. Мама говорила мне, что по тому, какие книги выбирает человек, можно судить о его характере. Добротные твердые переплеты с тиснеными буквами, произведения, не созданные для того, чтобы просто провести время, прочитать и забыть.