Как я и опасалась, нам не поверили. Эдвин сумел убедить местных, что все было так, как он рассказал, и, может быть, нам никогда не удастся доказать свою правоту. Но теперь я хотя бы знаю, что у Кая на мой счет сомнений нет, и это меня утешает. Кроме того, я необычайно рада вернуться в Финнон-Лас. Мне казалось, нерадушный прием в Трегароне и холодность Изольды испортили впечатление от последних дней перегона, но я ошибалась. Тут наш дом. Как это замечательно, что я могу думать о нем именно так! Наш дом. Здесь мне хорошо, рядом с Каем, моим мужем. Поездка прошла успешно. Теперь мы имеем право на счастье в собственном доме.

Миссис Джонс, по крайней мере, рада видеть нас.

– Батюшки светы, в каком вы жутком виде! Заходите, заходите. Я согрею воду для ванны. А ваши бедные волосы, миссис Дженкинс!

Она проводит рукой по моим спутанным прядям и качает головой.

– Мистер Дженкинс, вам должно быть стыдно – ишь как испортили хорошенькую женщину. Идем, милая. Сейчас мы снимем с тебя эти лохмотья, и ты примешь пристойный вид хозяйки Финнон-Лас.

Миссис Джонс, суетясь, носится по кухне, прерывая беготню лишь указаниями Каю.

– Пожалуйста, принесите оловянную ванну, мистер Дженкинс, – просит кухарка. – И углей, потому что иначе нам не хватит горячей воды, чтобы вас хорошенько отмыть.

Она строго смотрит на Брэйкена, и я боюсь, что ему тоже не избежать сей участи.

В тот момент, когда мы с миссис Джонс остаемся наедине, я думаю, как рассказать об Изольде. Я знаю, миссис Джонс никогда ее не любила и не доверяла ей, потому что заметила в ней нечто темное. Как эта чертовка умна, раз может настолько хорошо скрывать свою истинную сущность даже от тех, кто всегда видит других насквозь! Теперь я понимаю: и за внезапным неодобрением со стороны преподобного Кадуаладра, и за страшной бурей, погубившей стадо Кая, и за поведением Эдвина, и за смертью Дая стоит Изольда. Я должна рассказать об этом миссис Джонс. Я боюсь, что однажды нам с Изольдой придется сразиться. И, возможно, совсем скоро. Я знаю, что не готова к этому. Она сильнее меня. Я должна предупредить миссис Джонс о возможной опасности и заручиться ее поддержкой.

Моя ванна уже готова, но я не раздеваюсь. Вместо этого я приношу бумагу, перо и чернила. Ими в этом доме пользуются редко, и чернила порядком пересохли, но я все равно пытаюсь написать то, что нужно.

– Что ты делаешь, милая? Полезай в ванну, пока вода не остыла, – говорит миссис Джонс, отчаянно пытаясь стащить с меня пропитанную грязью одежду. Но я кусаю губы, силясь с помощью пера начеркать то, что хочу рассказать. И почему мама не настояла, чтобы мистер Рис-Джонс обучил меня письму? Я помню написание только половины букв. И если читать я умею и люблю, то искусство письма, которым я, увы, не владею, точно могло бы теперь пригодиться! Негодуя, я начинаю делать ошибки, и мне требуется не одна попытка, чтобы что-то накалякать, а целых три. Надпись нельзя назвать аккуратной, но буквы наконец-то складываются в то, о чем я хотела сказать.

Я протягиваю лист миссис Джонс. Она подходит к лампе, чтобы лучше разглядеть, что я написала, и прищуривается, держа страницу на расстоянии вытянутой руки. Кухарка читает вслух:

– «И…» «Пошла», так? Нет, «И… хочет», да, теперь поняла. То есть ты имеешь в виду: «Изольда хочет… Финнон-Лас?»

Она смотрит на меня, а потом снова на мои каракули.

– «Дай умер»… Да, дорогая, я знаю, но ты утверждаешь, что к его смерти имеет отношение Изольда?

Я киваю.

– Но он умер во время перегона. Изольды там даже рядом не было.

Теперь я качаю головой. Ох! Как же мне хочется научиться нормально говорить! Я бы прокричала правду во весь голос! Вырвав у нее из рук лист, я принимаюсь тыкать в последнее написанное на нем слово. Миссис Джонс косится на него, пытаясь разобрать мои каракули.

– Дь… Ма… Нет, не так. Подожди минуту. Ведьма. Ведьма!

Она смотрит мне прямо в глаза.

– Ты уверена в этом, Моргана? Изольда Боуэн – ведьма? Она показала тебе свою сущность?

На этот раз я киваю решительно, с уверенностью и с некоторым облегчением – меня наконец-то поняли. С удивительной скоростью миссис Джонс бросается к камину и кидает лист в огонь. И не поворачивается ко мне, пока лист не сгорает дотла.

– Я давно подозревала ее. Надо признать, она умна. Кто бы мог подумать, а ведь какое личико она показывает миру, и как тут заподозрить? Кто смог бы подобраться к ней настолько близко, чтобы увидеть ее дьявольскую тень? Ох, ежели она, как ты говоришь, и Дая погубила, то, значит, не остановится ни перед чем. Я всегда думала, ей нужен только твой муж. А теперь понимаю, что все иначе. Если она хочет заполучить Финнон-Лас, то из-за источника. И Гримуара. Ох, дорогая, при мысли о нечестивой ведьме, которой плевать, что хорошо, а что плохо, я содрогаюсь – как представлю себе, какой силой она могла бы завладеть, будь у нее эта книга.

Миссис Джонс заламывает руки.

– У меня нет заклинания для защиты от такого зла. Моя магия не для сражений, а для домашних дел. Ох, она может, конечно, прийти, как только ей заблагорассудится, и заполучить то, чего хочет. Но не станет. Попытается сохранить свое доброе имя. Свое положение. Ей важно, чтобы ее уважали, чтобы ее мнение имело вес среди горожан. И правильно – она, небось, гордится, что столько лет всех дурачила. Она настроит их против нас, если потребуется. Как преподобного. Это ведь дело рук Изольды?

Я киваю, сигнализируя: Изольда успела сделать куда больше. Намного больше.

Миссис Джонс смотрит на меня, и я вижу, как ее глаза расширяются от страха.

– А теперь у нее на пути встала ты. Дорогая, это такая угроза, от которой я точно защитить не смогу, – говорит она, задыхаясь от волнения.

Я спешу вперед и беру ее за руки. Я сжимаю их крепко и гляжу на нее не мигая, показывая, что не боюсь. Я дотрагиваюсь до ее груди, а затем до своей, а потом иду туда, где спрятан Гримуар Синего Источника.

– Да, конечно, – миссис Джонс меняется на глазах, – мы вместе сразимся с ней. Ты и я, Моргана.

Теперь ее голос звучит уже куда более взволнованно, но радостно.

– Может, о моих скромных способностях Изольда и знает, но я сомневаюсь, что понимает, на какое великое волшебство способна ты.

Кухарка решительно кивает.

– И у нас есть Гримуар. Конечно, мне бы нужно было больше времени потратить на твою подготовку. Но того требуют обстоятельства, дорогая. Надо спешить.

Заметив мою неуверенность, миссис Джонс оживляется, словно желая дать мне время свыкнуться со своими последними словами.

– Но сначала, милая, надо тебя отмыть! Ну-ка, снимай эту гадость и давай в ванну! Бегом!

Так странно быть в женской компании после стольких недель, проведенных в качестве погонщика. И любовницы Кая. Миссис Джонс ловкими движениями помогает мне смыть грязь с волос. Вода в ванне такой температуры, что, я чувствую, после нее моя кожа будет цвета норвежского лосося. Миссис Джонс находит мне чистую комбинацию и приносит простое хлопковое платье. Я похудела, что не остается незамеченным – экономка твердо намерена с сегодняшнего дня хорошо меня кормить и следить, чтобы я высыпалась. А мне хочется лишь одного – чувствовать, как Кай обнимает меня своими большими руками. Лежать рядом с ним. Разделить с ним его желание. Уснуть на его груди, убаюканной биением его сильного, верного сердца. Будем ли мы этой ночью спать в одной постели, интересно? На их с Кэтрин супружеском ложе. Я еще не ходила наверх, но даже сейчас, здесь, на кухне, где ярко светят лампы и царит веселая атмосфера, я чувствую чье-то присутствие. Смогу ли я на самом деле занять ее место, войти в этот последний приют их любви, где она отдавалась ему? Где она умерла ради него. Похоже, заявление миссис Джонс, что я наконец смогу прочитать Гримуар, узнаю его тайны и загадки, вызывает у меня сильнейший душевный трепет. Моей надежной гаванью всегда будет Кай и наша с ним любовь.