шумное сопение, шлепки ударов. Я сразу заприметил Орсагора Клячу и бросился к нему, на ходу крикнув:

— Вон тот — Кляча. Не убивайте его!

Кляча испуганно взглянул на меня, развернулся и бросился прочь.

Но некуда — позади находилась стена. Я загнал его в угол. Кляча схватился за нож на поясе, но я быстрым ударом огрел его по голове (в этот момент перчатка на руке стала тверда, как камень), и Кляча свалился на пол, потеряв сознание.

Сзади на меня с криком бросился бородатый мужик в кольчуге, в руке у него был топор. Я отбил топор ладонью в перчатке, а затем ударил кулаком в грудь. Мужик посмотрел на мой кулак, уткнувшийся в его кольчугу, и захохотал. Но в этот момент из перчатки начал вырастать длинный шип, и он легко пронзил кольчугу и вошёл в тело воина. Тот испуганно взглянул на меня.

— Как⁇ — произнёс он, и изо рта потекла кровь. — Что⁈

Он свалился замертво, а на моей руке вновь была обычная перчатка.

Даиду удалось уложить стрелами двух противников, что пытались сбежать. Грузный Тольскер сражался как медведь, даже рычал в пылу боя. Сумасшедший Сэлдэн носился среди врагов перемазанный кровью, дико орал и хохотал, и рубил мечом налево и направо, и вид у него был как у впавшего в боевой транс берсерка. Мне тоже достались ещё пара противников, и мы сражались достаточно близко к Тольскеру, чтобы я начал заботиться о том, чтобы не демонстрировать возможности моих перчаток — мне пришлось обнажить меч и драться как все.

В конце концов, бой закончился нашей безоговорочной победой. Изба была завалена трупами, бревенчатые стены забрызганы кровью, вся мебель — перевёрнута и разрушена.

Мы привели Клячу в чувство и усадили на стул в центре комнаты. Он в ужасе взирал на кровавое месиво вокруг, а Сэлдэн, весело посвистывая, привязывал его к стулу. Он собирался вновь вернуться к своей излюбленной забаве.

Я сказал Тольскеру, чтобы они, самое главное, узнали у вора, что за сокровище у него было при себе и где оно теперь находится. А затем я вышел из избы и закурил трубку.

Из дома доносился истеричный крик, вопли ужаса и боли, а я курил и любовался закатом, догорающим за сосновым бором.

Мне на ум пришла песня:

Siarr ae’hd girae,

Rionan tend borrae.

(«Догорает закат, и прячется солнце в лесу»).

Tor oik’h set’ha pfoen,

D’holarm aens eroiem.

(«Весь мир погружается в ночь, и я по лугу бреду»).

K’hegatearm de yarr,

Lymine mealar.

(«Бреду я на встречу с тобой, без вина от любви к тебе пьян»).

Emi oik’h dramurr,

Glayemi glaemurr.

(«Моя ночная мечта, призрачный мой обман»).

Пол-диона спустя дверь скрипнула, наружу выплыло облако пара, и мои спутники вышли из избушки. Они были раскрасневшиеся и казались только что вышедшими из бани.

— Ну, что там? — спросил я.

— Он забрал с собой только одну реликвию, мастш Рой, — хмуро сказал Тольскер. — Амулет Отатиса.

Не Камень. Меня это опечалило, но я не подал виду.

— Он сказал, что Северный Барон заранее был в курсе о том, что произойдёт в Серой Башне — он был в сговоре с императором Желваном Гжавчиком. Орсагора Клячу послал в столицу его отец, воевода Орлин. Заданием Клячи было вступить в ряды дворцовой стражи, связаться с другими завербованными Норжией и ждать дня, когда вспыхнет восстание. Под шумок они должны были ограбить Серую Башню, украв королевские реликвии. Что они и сделали. Правда, потом всё пошло иначе. Норжский император надеялся заполучить все реликвии — но Северный Барон рассудил по-своему, и Кляче было приказано доставить одну ценность ему. К слову, барону было плевать, что это будет за реликвия. То, что у него оказался Амулет — это просто случайность. Кляча стащил Амулет потому, что именно он и был у него при себе в ту ночь, когда он сбежал от напарников.

— Где сейчас находится амулет? — спросил я.

— Он в тереме, хранится в тайнике в личных покоях барона.

— Как нам его достать? — спросил Даид.

— Что-нибудь придумаем, — сказал Тольскер. — А сейчас нам надо возвращаться. Перед тем, как отправимся назад, нужно привести себя в порядок. Барон не должен видеть нас такими, — он указал на Сэлдэна, перемазанного кровью.

Мы очистились снегом, потом Тольскер тихим голосом отдал приказ подчинённым, и те вошли в избу. Затем вышли, а из избы повалил дым, в окнах показались языки пламени. Мы сели на коней и двинулись прочь, а изба позади нас занялась огнём.

Догорает закат, и прячется солнце в лесу,

Весь мир погружается в ночь, и я по лугу бреду.

Бреду я на встречу с тобой, без вина от любви

к тебе пьян,

Моя ночная мечта, призрачный мой обман.

Emi oik’h dramurr,

Glayemi glaemurr.

* * *

Когда мы прибыли к терему барона, уже стемнело. Мы привели себя в порядок и переоделись, а вскоре барон прислал в нашу избу слуг — нас приглашали на ужин.

За столом барон спросил нас как продвигается дело, и Тольскер ответил, что мы в тупике и дело почти не движется.

Хейльза, всё время бросавшая на меня украдкой взгляд, сказала:

— Но разве мастш Рой — не самый лучший сыщик в мире? Он выйдет из любого тупика, не так ли?

— К сожалению, милая, — сказал барон, — иногда и самые лучшие терпят неудачи. Это не страшно, так со всеми случается хотя бы раз в жизни.

Он посмотрел на меня.

— Согласны, мастш Рой?