запахло приближающимися погромами, а аптека старого Исаака Мильнера давала только убытки, на семейном совете приняли решение воспользоваться указом императора Александра II от 19 января 1879 г. и покинуть ненавистную черту оседлости[24]. Ехать в Питер или Москву денег не было, остановились на маленьком и тихом губернском Новгороде.

В очень неплохом и людном месте Торговой стороны, на улице Знаменской, Исаак снял половину первого этажа дома и открыл аптеку. Дело пошло, и осенью 1911 года вполне благополучный и уважаемый в городе аптекарь Исаак Мильнер (в его постоянных клиентах значились семьи губернатора, городского головы, начальника губернского жандармского управления и полицмейстера) мог себе позволить отправить сына Абрама в Санкт-Петербург на провизорские курсы Императорской военно-медицинской академии. Перед войной, летом четырнадцатого года, Абрам вернулся в Новгород и продолжил дело почившего к тому времени отца, взвалив на свои плечи груз содержания большого семейства, состоявшего из матери, трех сестер, шести племянников и племянниц.

Аптека Мильнера пользовалась в городе заслуженным уважением. Абрам продавал лекарства по вполне доступным ценам, часто в кредит, а инвалидам и обездоленным отпускал и вовсе бесплатно. Родня недовольно ворчала, зато местные большевики оценили позицию молодого провизора и в феврале 1917 года предложили ему создать и возглавить губернский профсоюз аптечных работников. Вскоре его избрали в состав президиума губернского совета профсоюзов. А через год он организовал «тройки» в уездах губернии по мобилизации членов профсоюзов на борьбу с Колчаком и активно создавал продотряды. Летом девятнадцатого его избрали членом Губернского исполкома Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и назначили заведующим губернским отделом социального обеспечения, а осенью он ушел добровольцем в Красную армию. Воевал простым бойцом, командиром взвода, роты, комиссаром стрелкового батальона под Питером против войск генерала Юденича, затем на Польском фронте начальником особого отдела полка.

Мильнер не знал, что судьба дважды сводила его с полковником Павловским, но без контактов, на параллельных, так сказать, курсах. Первый раз в октябре девятнадцатого, когда полк Павловского захватил Ропшу и мог рвануть дальше, на восток, отдельный стрелковый батальон 7-й красной армии, комиссаром которого был Абрам Мильнер, намертво перекрыл дорогу, ощетинившись стволами пулемётов. Разведка об этом доложила Павловскому, и он не стал рисковать, увёл полк стороной, обошёл красных.

Через год, в конце сентября двадцатого, при взятии войсками генерала Булак-Балаховича Пинска, особист полка Мильнер вместе со своими бойцами выносил с поля боя тело погибшего командира 143-й бригады Калниньша. Павловский с казаками решил отбить красного латыша и предъявить его труп в целях хвастовства польскому командованию. Красные ожесточённо отстреливались, и казаки, понеся потери, отказались от затеи.

В конце 1920 года молодого большевика Мильнера направили в Новгород на укрепление губернского отдела ВЧК, а в начале двадцать первого избрали ответственным секретарем губернского комитета РКП(б). Парнем он был толковым, умел увлечь за собой людей, слыл хорошим организатором и любил дисциплину.

Время было смутное, опытным большевикам не сразу под силу оказалось разобраться со странными решениями Х съезда партии. Многим, очень многим из них поворот от продразвёрстки к продовольственному налогу, от прямого товарообмена к денежному обращению, возвращение частной торговли и мелкого кустарного производства казались крушением большевистских идеалов. Переход к НЭПу им представлялся страшным поражением пролетариата и победой буржуазии; в парторганизациях между сторонниками (которых было меньше) и противниками НЭПа шли острые дискуссии с криками, драками, навешиванием ярлыков.

Мильнер, не до конца разобравшийся в предсъездовской дискуссии, в основных положениях доклада Ленина на съезде и не ознакомившись с основными решениями съезда, в том числе с резолюцией «О единстве партии», тоже дал кривизну, метался между «рабочей оппозицией», группами «демократического централизма» и «левыми коммунистами», а в результате на одном из партсобраний необдуманно высказался в пользу линии Троцкого за сохранение жёсткой позиции по отношению к крестьянству.

О рыхлой позиции ответсекретаря губкома партии немедленно стало известно руководителю Северо-западного бюро ЦК РКП(б) Зиновьеву и председателю ВЧК Дзержинскому. Вскоре в Новгородский губком РКП(б) доставили пакет из коллегии ВЧК, в котором лежала краткая записка:

«Ответсекретарю Новгородского губкома РКП(б) т. Мильнеру

Считаю вашу позицию ошибочной. Чекисту и партработнику до́лжно быть с ЦК партии, с т. Лениным.

Председатель ВЧК Дзержинский».

Отныне никаких колебаний Мильнер не допускал. В феврале двадцать второго, после реорганизации ВЧК в ГПУ, его назначают начальником губернского отдела ГПУ, и он с усиленным усердием занялся исполнением решений ЦК партии об изъятии церковных ценностей и репрессиями против священнослужителей. Много лет спустя он ознакомился с секретным письмом Ленина членам Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 года, разъясняющим политику ЦК:

«…Для нас именно данный момент представляет собой не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий.

Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) произвести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету».

Новгородские чекисты под руководством Мильнера буквально ограбили знаменитые Юрьев, Антониев, Зверин, Десятинный, Клопский, Иверский и десятки иных монастырей, сотни церквей и часовен. Монахов и монашенок разогнали, многие священники были арестованы.

Мильнер не был ортодоксом, его сердце ещё не очерствело, и многие приказы сверху (а неправедных и жестоких была тьма) он исполнял с горечью. Порой он задумывался об избранном пути: нужно ли было идти вместе с большевиками, не проще ли было бы перебраться в Литву, где имелись родственники отца, и продолжить заниматься аптекарским бизнесом? И всякий раз он убеждал себя в правоте ленинской партии, в объективной необходимости борьбы с внутренними и внешними врагами революции, в верности избранного им пути. Он любил чекистскую работу и гордился ею. Справедливости ради надо сказать, будучи главой губернского отдела ВЧК-ГПУ, Мильнер не допускал массовых репрессий с пытками и расстрелами.

2

Шифровальщик положил на заваленный документами стол расшифрованную телеграмму уполномоченного ГПУ в Северо-западной области РСФСР, члена коллегии ГПУ, начальника Петроградского губернского отдела ГПУ и особого отдела Петроградского военного округа Станислава Адамовича Мессинга. В ней