В некоторых моментах Абу Убайду следует исправить, пользуясь фрагментами, которые мы встречаем у других рассказчиков. Побег Убайдуллаха имел место не сразу после убийства Масуда, в шаввале 64 года. Скорее создается впечатление, что сам Масуд отправил его в Сирию. Вахб ибн Джарир говорит то же, как и Авана, у которого Убайдуллах вообще отправляется в Сирию в середине джумады ас-сани 64 года, то есть через 90 дней после смерти Язида. Таким образом, получается, что он не был молчаливым очевидцем кровавых событий, а вообще там не присутствовал. И нового эмира выбрали тоже не в его присутствии – в самом деле, едва ли договор продержался бы так долго, – а только в результате мирных переговоров между племенами после угрозы разрыва. Так, Авана говорит: «После смерти Масуда и решения спора басрийцы объединились и сначала сделали эмиром Абдул-Малика ибн Абдуллаха ибн Амира, а потом Баббу, пока Ибн аз-Зубайр три месяца спустя не назначил им наместника». Так же объясняется, почему Бабба у Абу Убайды бездействует перед угрозой вторжения аздитов в мечеть и цитадель, – просто потому, что в то время он еще не был эмиром.

Дальше Авана говорит, что Убайдуллах после своего бегства оставил Масуда в Басре в качестве своего представителя. В любом случае подъем Масуда имел место во время междуцарствия после бегства Убайдуллаха. Он хотел узурпировать освободившееся место эмира. Он не выступил против тамимитов, но пошел в цитадель и мечеть и якобы занял место эмира на возвышении, и оттуда его стащили. Тамимиты прогнали Убайдуллаха. Аздиты не позволили им одержать верх, так как хотели сами все решать, и таким образом возникла борьба. Из этого со всей ясностью следует, что Масуд действовал по собственной инициативе и в собственных интересах и не рабииты довели его до этого шага. Рассказ о том, как кто-то кого-то ударил в ухо, вообще не играет существенной роли.

У Аваны мораль всего повествования ясна: попытка одного племени и его главы, возможно даже с одобрения покойного эмира, встать во главе всего движения потерпела полный крах из-за противодействия соперничающего племени. Эмира можно было выбрать только из курайшитов, стоявших вне племенной системы. Но Авана ошибается, утверждая, будто это были какие-то хариджиты, объединившиеся с тамимитами, которые сволокли Масуда с возвышения и убили его. По другим сведениям, это были персы под предводительством Мах Афридуна, а точнее, из племени асавира, которое давно было союзником тамимитов. Хариджиты были общим врагом всех племен Басры, а также тамимитов, и именно эта опасность более, чем какая-либо иная, заставила их не упорствовать во вражде и прийти к соглашению по вопросу об эмире. И избранному эмиру пришлось вскоре уйти с поста по той же самой причине, что он не выполнил того, ради чего его и выбрали, и не осуществил серьезного наступления на хариджитов. Рассказ аль-Мадаини убедителен. Согласно ему, хариджиты оказались там в результате исторической подделки со стороны аздитов. Аздиты не хотели терпеть позор из-за того, что их вождя уничтожили тамимиты, а также из-за того, что они за деньги отказались от мести. Замечание Аваны о том, что хариджиты, убившие Масуда, жили на канале племени асавира, выдает нечистую совесть.

Таким образом, вражда между аздитами и тамимитами, йеменцами и мударитами выросла из обстоятельства, которое точно зафиксировано и поддается датировке, как ясно следует из только что рассказанной истории – истории важной по этой самой причине. Мирный договор не отменил племенных разногласий. Два года спустя междоусобица была готова разразиться вновь, когда Мухтар попытался поднять восстание в Басре. Но в борьбе с хариджитами, которая оказала спасительное действие, оно превратилось в имитацию; тамимиты не желали быть ниже аздитов при аль-Мухаллабе. Но если в самой Басре племенная вражда утихла, она разгорелась еще сильнее в Хорасане, куда были перенесены басрийские межплеменные отношения, так как завоевание Хорасана шло из Басры. Хорасанские арабы были иракцами, в основном басрийцами, и, как и басрийцы, в военных целях были разделены на пять дивизионов. Как правило, тамошний наместник зависел от иракского, но часто назначался самим халифом и порой даже находился у него в непосредственном подчинении.

Хорасан был территорией постоянных волнений, которые влияли на центр государства гораздо больше, чем, например, Африка или Испания. Эта провинция никогда не успокаивалась и никогда не имела четко установленных границ. Здесь арабы постоянно враждовали с тюрками и иранцами, а передышки использовали для того, чтобы раздирать друг друга. Находясь в таком незащищенном положении, они по-прежнему вели себя настолько же политически пассивно, как и раньше, в своем прежнем доме. Они ощущали себя свободными и ничем не ограниченными в обширной и по большей части пустынной стране, даже если пришли туда и не совсем добровольно. Внешняя опасность не объединяла их, а возбуждала в них необузданность, и даже ислам лишь усиливал факторы разъединения и смуты. Хорасан стал второй Аравией с той разницей, что он лежал на вражеской территории, имел широкие и сложные связи и позволял анархическим тенденциям выражаться более независимо и безудержно. Повествования аль-Мадаини, которым ат-Таба-ри почти исключительно следует в том, что касается событий в Хорасане, местами напоминают эпическое повествование о прошлых веках Аравии, которые знакомы нам по «Китаб аль-Агани». Часто мы находим у него только неплотную ткань племенных преданий, перечисление «дней», где внимание сосредоточено главным образом на действиях героев или алчных злодеев. Хорасанские арабы, особенно тамимиты, гордились своим происхождением и далеко на востоке продолжали вести прежний племенной образ жизни со старыми песнями и сказаниями о собственных подвигах и свершениях. Однако эти остатки подлинного старого арабизма отмечены отпечатком отсутствия четкого и трезвого реализма.

Завоевание Иранского Востока из Басры произошло при наместнике Омейядов Абдуллахе ибн Амире в правление халифа Усмана. Это был ряд одновременных наступлений в разных точках. Победу не удалось удержать с первой же попытки в одном году; обычно заключались пакты, по которым персидские марзпаны сохраняли свое прежнее положение с небольшими изменениями и ограничениями. Наряду с крупными военными кампаниями под началом назначенных полководцев, которые наносили первые удары, продолжались анонимные мелкие войны, в которых племена действовали сами за себя, чтобы укрепиться там, где получится. На западе, где главным городом был Абаршехр (Нишапур), преобладали кайситы, особенно в более поздний период. На востоке земли бакритов и тамимитов были перемешаны, оба племени предъявляли претензии на некоторые области по праву владения и соперничали не только в Хорасане, но и в Систане. Эти две соседние провинции были тесно связаны, хотя часто управлялись раздельно, и центр тяжести сначала находился в Систане, а затем сместился в Хорасан. Столицей Систана был Заранг, а Хорасана – Мерв.

По старому обычаю, командующие войсками в награду становились правителями тех районов, которые они успешно завоевали. Ахнаф в то время также играл блестящую роль в военных делах, но недолго оставался правителем на завоеванной территории. Как племенной вождь басрийских тамимитов, он, пожалуй, был слишком горд для этого. Старейшими наместниками Хорасана (или некоторых частей этой страны), о которых нам известно, были Кайс ибн аль-Хайсам и Абдуллах ибн Хазим, оба из бану сулайм из числа кайситов. Эхо беспорядков после убийства халифа Усмана дошло даже до дальних восточных окраин государства. Мервский марзпан Махуйя, предавший последнего шахиншаха, сначала получил от Али право взимать дань с дехкан в свою пользу, но, несмотря на эту уступку, не поддерживал власть Али. Нам неизвестно, как было восстановлено арабское правление. При Муавии Кайс ибн Хайсам снова стал наместником, а потом его соперник Абдуллах ибн Хазим. Когда Зияд ибн Абихи приехал в Басру в 45 году от хиджры, Хорасан и Систан также были отданы в его ведение, так что ему пришлось назначать тамошних чиновников. Он разделил Хорасан на четыре самостоятельных района: Мерв, Абаршехр (Нишапур), Мерверруд (с Фарьябом и Таликаном) и Герат (с Бадгисом и Бушанджем), но объединил их в 47 году при Хакаме ибн Амре аль-Гифари, который умер в 50 году. Его преемником стал ар-Раби ибн Зияд аль-Хариси, высокий, краснощекий, большеротый человек, победитель Систана, который после битвы у ворот Заранга принял марзпанов на поле боя, чтобы договориться об условиях их капитуляции, причем он и его арабы расслабленно сидели на телах погибших. Он был истым мусульманином, и, как говорят, горе из-за казни Худжра ибн Ади разбило ему сердце. В то время в Хорасане жило 25 тысяч поселенцев из Басры и столько же из Куфы, вероятно не самого миролюбивого характера. После смерти Зияда (в 53 году от хиджры) Восток превратился в личное владение для его сыновей. В конце царствования Муавии и при Язиде I Хорасаном правил Убайдуллах ибн Зияд, потом, некоторое время спустя, Абдуррахман ибн Зияд и, наконец, Салм ибн Зияд. В Систане власть принадлежала Аббаду ибн Зияду и Язиду ибн Зияду. Все это были очень молодые люди, а делами между тем занимались старые чиновники, прекрасно разбиравшиеся в обычаях этой страны, как, например, Кайс ибн аль-Хайсам ас-Сулами, Аслам ибн Зура аль-Килаби и другие. Фактически они имели друг на друга зуб и старались навредить друг другу каждый раз, когда власть оказывалась в их руках.