Тем временем на востоке государства все шло вверх дном. В Ираке Язид III в рамадане или шаввале 126 года (в июле 744) поставил наместником сына благочестивого халифа Умара II вместо кальбита Мансура ибн Джумхура, который тем не менее сохранил влиятельное положение в Куфе. Хира была и оставалась местом правительства и штаб-квартирой сирийской армии. В какой-то степени ее можно было назвать куфийской крепостью. Кроме того, столицу сдерживала цитадель, где городской префект имел в своем распоряжении шурту (полицейские силы). Естественно, куфийцы были не слишком расположены к чужеземным солдатам. Ибн Умар стремился привлечь их на свою сторону. Возможно, отчасти этому должна была способствовать затеянная им постоянная смена городских префектов, но главным его методом все же были деньги. Ибн Умар вернул арабским войскам пенсионы, которых они были лишены, потому что, по сути дела, они не несли военной службы и если брали оружие в руки, то в основном для того, чтобы бунтовать. После смерти Язида III и восшествия на престол Ибрахима он еще больше поднял плату. Сирийцы на это лишь ворчали: «Ты делишь наш фай (добычу) среди наших врагов». Но куфийцы видели в его видимой доброте только слабость, и, когда Язид III умер, они посчитали его положение настолько шатким, что попытались поднять против него восстание.

В то время среди них находился человек, которого можно было отнести к представителям рода пророка, а именно Абдуллах ибн Муавия ибн Абдуллах ибн Джафар, правнук Джафара, брата Али. Он со своими братьями прибыл к Ибн Умару в качестве просителя и потом остался в Куфе и женился на представительнице известного семейства. По своему происхождению он, казалось бы, подходил на роль претендента и был готов представить себя в этом качестве. Зейдиты, то есть шииты, которые за несколько лет до того восстали под предводительством Зейда ибн Али против власти Хишама, образовали круг его главных приверженцев. Они повели его в цитадель и выгнали префекта. Среди них было много мавали, но остальные куфийцы тоже поклялись ему в верности. Затем они с ибн Муавией выступили в Хиру на Ибн Умара. Того отнюдь нельзя было назвать энергичным человеком, он ничему не позволял нарушать свой покой. Если волнения не успокаивались, он предпочитал плыть по течению и сделал для себя вывод, что это ничуть не хуже; так что пока он сам проводил время за едой и питьем, сирийские солдаты встретили нападающих. Для сирийцев это оказалось легкой задачей. Куфийцы бежали, как только дело дошло до боя, и произошло это в мухарраме 127 года (октябре – ноябре). Только зейдиты бились храбро и еще несколько дней продолжали сражаться в цитадели и на улицах Куфы, пока им не гарантировали безопасность и свободное отступление – Ибн Муавии.

Тогда Ибн Муавия отправился в Мидию через Мадаин. Его ставки еще не были проиграны; вместо того чтобы растерять сторонников, он набрал их еще больше. К нему стекалось множество жителей Куфы и других местностей, особенно мавали и иранцев. Сначала он обосновался в Исфахане, но в 128 (745–746) году отправился в Истахр в Фарсе. Большие части Мидии, Ахваза, Фарса и Кермана подчинились ему, и казалось, что самим своим происхождением он призван к верховной власти. Другие претенденты, объявившиеся в том же регионе одновременно с Ибн Муавией, признали его, чтобы придать законную силу собственным притязаниям, как, например, Мухариб ибн Муса и Сулейман Ибн Хабиб[187]. Омейяды и Аббасиды, которые дома не чувствовали себя в безопасности, нашли убежище под его крылом в надежде получить от него какой-нибудь пост или вознаграждение. Шиизм, с помощью которого Ибн Муавия поднялся, впоследствии отошел для него на второй план; вокруг него собралось самое разношерстное общество, и так на оставшемся без повелителя Востоке возникло обширное эфемерное царство – характерный признак той эпохи.

Ибн Умар успешно отделался от Ибн Муавии (в мухарраме 127 года); Марвана II (в сафаре 127 года) он не признал. Фактически после того, как прежнее правительство в Сирии было свергнуто, он продолжал править в Ираке, но по-прежнему не объявлял себя халифом. Его поддерживали сирийские йеменцы (кудаа и кальб), которые, конечно, оставались с ним только за неимением лучшего. Они уже в течение значительного времени образовывали нечто вроде колонии в Куфе и Хире в качестве главного элемента правительственных войск, но приобрели еще большую важность с тех пор, как их собственная родина стала для них неблагоприятной или вовсе закрытой. Их усиливали переселенцы, которые не могли или не хотели заключить мира с Марваном, братья и сыновья Халида аль-Касри, кальбиты-чиновники типа Мансура ибн Джум-хура и другие вожди побежденной партии в Сирии, которые конечно же привели с собой своих людей. Под йеменцами, которые у ат-Табари играют роль во всех войнах того времени, обычно понимают сирийских йеменцев из Куфы.

Марван с самого начала не мог ничего поделать с Ибн Умаром, только лишь возвысить в пику ему одного из главных людей Ибн Умара – Надра ибн Саида аль-Хараши. Этот человек был кайситом, сыном видного военачальника и сановника закваски аль-Хаджжаджа, и в сирийской армии ему удалось переманить на свою сторону мударитов. Но йеменцы, и прежде всего кальбиты, которые составляли большинство и к которым также относился верховный командующий, а именно аль-Асбаг ибн Зуала, один из убийц аль-Валида II, оставались верными старому наместнику, и он смог удержать позиции в Хире, тогда как Ибн Хараши укрепился в Дайр-Хинде. Затем в течение четырех месяцев два соперника вели сражения между Хирой и Куфой, которые, по описаниям, едва ли когда-то доходили до настоящей кровавой битвы, а затем общая опасность вынудила их договориться.

Ибо теперь на сцену вышли хариджиты и на какое-то время оставались на переднем плане событий. Прежде они всегда были очень малочисленны, и потому им приходилось ограничиваться лишь мелкими стычками. Фактически они тем самым причинили немало неприятностей такому наместнику, как аль-Хаджжадж, хотя и не стремились всерьез добиться власти, а преследовали скорее неполитические цели, надеясь спасти свою душу, а не овладеть исламским миром, с которым, совсем наоборот, они не желали иметь ничего общего. Теперь же их небольшие группы разрослись до мощных армий; они отказались от категоричной исключительности и принимали любую предлагаемую помощь. Конечно, они по-прежнему требовали от приходящих к ним исповедовать те же убеждения, но не отмахивались от союзников, которые хотели биться на их стороне. В действительности же их целью, которую они ставили перед собой, был уже не рай, а земное царство. Они объединились в схватке за власть, за овладение которой разгорелась общая схватка, причем теми же методами, что и остальные, и им почти удалось ее завоевать. Тогда они уже не оставались бы хариджитами.

Движение возникло в Месопотамии, на родине Марвана, причем даже не среди кайситов на юге, а среди рабиитов на севере. Рабииты всегда держались немного в стороне от остальных мусульман-арабов, особенно от своих старых соперников мударитов, которые заставили их уйти с прежних мест и на которых они затаили обиду за пророка и халифат. Бану шайбан из бакритов, которое когда-то жило в районе Мосула на обоих берегах Тигра, со времен Шабиба было особым защитником хариджизма. Именно из их среды после убийства аль-Валида II поднялся Саид ибн Бахдаль как халиф хариджитов. Устранив соперника дома, он отправился в Куфу, где его привлекали более выгодные перспективы, нежели на территории Марвана. По пути он умер, и тогда другой шайбанит занял его место – ад-Даххак ибн Кайс, из известного племени мурра, к которому также принадлежал и Шабиб. Хариджиты Шахразара, Армении и Азербайджана присоединились к нему, и с несколькими тысячами человек под своими знаменами он пошел в наступление на Куфу. Два тамошних наместника, постоянно ссорившиеся между собой, объединились против него, но не смогли устоять и в раджабе 127 года (апреле 745) понесли такое сокрушительное поражение, что им пришлось бежать из Куфы. Ибн Хараши отправился к Марвану в Сирию; Ибн Умар поехал в Басит[188], куда уже бежала часть его кальбитов. В шабане 127 года (мае 745) ад-Даххак ибн Кайс последовал за ним туда и осадил его. В борьбе с хариджитами отличился Мансур ибн Джум-хур, но при этом он оказался первым, кто перешел к ним и выдержал их религиозное испытание, пообещав принять ислам[189] и подчиниться слову Божьему. После некоторой задержки, в конце шавваля 127 года (начале августа 745), Ибн Умар также капитулировал и поклонился ад-Даххаку ибн Кайсу. «Разве ты не видишь, что Бог дарует победу его верным и что племя курайш молится позади племени бакр ибн ваил!» Таким образом поэт выразил свое изумление тем, что Омейяд признал хариджита-шайбанита своим имамом, ибо политический переход в те времена был и религиозным. Такая внезапная перемена действительно была удивительна, и, более того, Ибн Умар не погнушался остаться в Басите хариджитским наместником над Кашкаром, Месеной, Ахвазом и Фарсом и на этом посту поссорился со своим соседом на востоке Ибн Муавией.