– В Калькутте, в доме моего брата, его зовут Саламат Кришна Самадхи.

– Кто это?

Девушка с улыбкой повторила (столик, на который она поставила поднос, был покрыт белой тканью, слегка вздымавшейся под струей воздуха из вентилятора; казалось, скатерть была недовольна их невниманием):

– Саламат Кришна Самадхи.

– Не знаю такого.

– Зато он вас прекрасно знает.

Эрве недоуменно пожал плечами. Пожалуй, сейчас самое лучшее – отказаться от попыток что-либо понять, не то у него начнется мигрень.

– И это он меня… пригласил?

– Да.

– Зачем?

– Не будьте так нетерпеливы. Вам все объяснят.

Честно говоря, Эрве сейчас было плевать на чьи-то объяснения, лишь бы подольше оставаться в обществе Абхи. Теперь его окутывал ее аромат – смесь цветочных запахов и корицы, – суливший неведомые чудеса, волшебство, дар лампы Аладдина…

– А ваш… Кришна – он кто? – все-таки спросил он.

– Его называют просто – КС. Он философ.

– Гуру?

– Совсем нет! Его мышление, его борьба направлены против самого этого понятия – «духовный руководитель». Мой брат – сторонник поиска истины, основанного на внутренней свободе, на раскрепощении. Каждый из нас обладает возможностью освободиться от своей кармы и не нуждается ни в ком, чтобы найти свой истинный путь…

В мгновение ока Эрве (его мозг уже включился) понял замысел Самадхи: этот молодчик внушал людям, что им не нужен никто… кроме него любимого. Словом, еще один проходимец.

– Ну а вы сами… кто вы? – мрачно поинтересовался он.

Девушка сделала полный оборот на одной ноге (она была босиком) и завершила его поклоном, ослепив Эрве сиянием своих серебряных украшений. Ее фигурка напоминала агатовую статуэтку; при каждой улыбке она словно рассыпала у ваших ног звездный дождь.

– Я танцовщица.

Эрве увидел колокольчики на ее щиколотках. При каждом шаге девушки они звенели, как бубенцы в рождественское утро.

Подняв глаза, юноша заметил на ее лбу, между бровями, красный кружочек. И эта простая деталь напомнила ему Париж, садху, а… Господи, что он здесь делает? Неужели ему грозит опасность?

– А еще я немного причастна к кино! – гордо объявила девушка. – И даже играла в одном французском фильме Жана Ренуара. Он назывался «Река» – помните такой? В то время я была еще маленькой девочкой, но как же я была счастлива! Французская съемочная группа приехала в окрестности Калькутты, прямо на берег Ганга, представляете?

Эрве машинально кивал, сам не зная чему: то ли абсолютному безумию этой минуты, то ли неожиданному упоминанию о его родине. Он помнил, что смотрел этот фильм…

Абха пристально, с легкой иронией разглядывала юношу. Он выдержал ее взгляд – смотреть на нее было все равно что созерцать кинообраз, вибрацию света, выявляющего формы, линии, миражи, менявшиеся каждую секунду.

– Так вот почему вы так хорошо говорите по-французски?

– О нет, я говорю на нем с самого детства. Мы с братом учили его в Париже. Но это длинная история, Гоппи сам вам ее расскажет…

– Гоппи?

– Это настоящее имя моего брата, – ответила девушка и снова засмеялась. – Повторяю вам: все это сложно!

– Ну и когда я буду иметь честь встретиться с ним?

– Скоро. Не беспокойтесь.

– А я и не беспокоюсь, – солгал Эрве.

Впрочем, он и впрямь почти не лгал: у него и сил-то не было пугаться, маяться сомнениями…

– А теперь поешьте, – приказала Абха с новым поклоном. – Вам нужно набраться сил.

– Не уходите, – попросил Эрве; при мысли о том, что он снова останется один, у него перехватывало горло. – Расскажите еще немножко о себе.

Лицо девушки осветила шаловливая улыбка.

– Да мне особо и нечего рассказывать.

– Разве?

– Ну, я уже сказала вам, что мы жили в Париже. А потом я вернулась в Индию и поступила в школу танца Рукмини Деви Арундаль.

– Никогда не слышал о такой.

– Здесь, в Индии, она очень известна.

– А вы… вы замужем?

Он и сам не знал, почему задал этот вопрос. Ему казалось, что Абха не принадлежит к миру обязательных законов, отягощенных бюрократическими обычаями. Однако она ответила:

– Да, я была замужем.

И по ее смуглому лицу пробежала тень, отчего все его черты на миг обострились, стали резче. Как будто кто-то провел острым ножом по темной древесной коре.

– Но я развелась с мужем, и у меня все хорошо!

– А теперь?

– Теперь я помогаю брату.

– Так это у вас община?

– Ну, в каком-то смысле да, но повторяю: Гоппи не хочет быть учителем, духовным отцом. Его учение основано на открытом диалоге, на освобождении личности.

– Значит, он все же в каком-то смысле гуру…

Молодая женщина подошла ближе (мягкость ее движений не сочеталась с резким ароматом духов) и положила руку на плечо Эрве. Ее смуглая золотистая кожа едва проглядывала из-под множества металлических браслетов. Рене чуть не задохнулся от прилива чувственности: в этот миг за него думало его тело.

– А вы типичный француз, – сказала она.

– Француз? Что это значит для вас?

– Человек, который всегда хочет быть правым.

С этими словами она отступила назад и указала на столик:

– Вот тут звонок. Если вам что-то понадобится, я приду.

Внезапно она опустилась перед Эрве на колени и взяла его за руки. Теперь ее лицо было серьезным.

Эрве никогда не бывал в индуистских храмах, но был уверен, что именно так смотрят тамошние статуи.

– Вы должны обещать мне одну вещь.

– Что именно?

– Не пытаться бежать. Оставаться здесь.

Эрве отвел от нее глаза: слишком уж близко она сейчас была, слишком уж красива. И потом, этот аромат корицы…

– Обещайте!

– Хорошо, я обещаю.

Абха поднялась и отступила к двери мелкими шажками, под звон своих серебряных украшений, не спуская с него глаз.

– Я скоро вернусь, – таинственно прошептала она.

Затем грациозно повернулась и исчезла, оставив Эрве с разинутым ртом. Миг спустя он услышал щелчок ключа в замочной скважине.

Юноша снова подошел к окну, словно хотел убедиться в крепости решетки. Там, снаружи, был запущенный сад: чахлые кусты, согбенные пальмы; казалось, растительность обесцвечена жгучим солнцем, жарой, засухой…

Эрве отшатнулся, словно его ослепили весь этот свет, вся эта безумная эпопея. Подойдя к кровати, он рухнул на нее, стиснул голову руками и горько разрыдался.

Им повезло: во второй половине дня был рейс в Калькутту; вернее, сначала в Лондон, а уж потом – в столицу Бенгалии. Едва проснувшись, Мерш прилип к красивому телефону в гостиной квартиры Николь, вызнавая насчет Калькутты. Не правда ли, хорошая мысль? Выбора у него не было: в первую очередь нужно было спасать братишку. А Берто в любом случае продолжит расследование в Париже; кроме того, интуиция подсказывала Мершу, что убийства, скорее всего, продолжатся не здесь, а в Калькутте. Потому что именно там находился сейчас Эрве.

Сюзанна, Сесиль, Николь… Убийца выбрал именно этих девушек, потому что они были подружками (и избранницами) его младшего брата. Так что именно Эрве, как бы дико это ни звучало, направлял руку убийцы. Трудно поверить, но это так. Присев на диван, Мерш налил себе еще чашку кофе: ему удалось включить стоявшую в кухне кофеварку фирмы Hellem – прямо-таки прибор алхимика, – оборудованную плиткой