– Объясни!

– Эти молодые женщины должны были умереть, чтобы открыть доступ в другой мир. В тот, где возникнет противостояние.

Из этих туманных слов Жан-Луи вывел только одну истину: искать убийцу ему придется в «другом мире», каким бы этот мир ни был…

– Ты рассказывала о фонде… Знаешь, где найти его в Калькутте?

– Я дам тебе адрес.

У него вдруг возникла догадка:

– Это фонд послал садху?

– Скорее всего.

Мерш встал; следом за ним и Николь. Сегодня он больше ничего не узнает. Мать тоже поднялась и встала перед ним. Трудно было определить, что выражало ее лицо. Трагизм? Но трагизм привычный, въевшийся. Эта женщина не переживала трагедию, трагедия жила в ней и мучила, точила ее изнутри.

– Сынок…

– Меня зовут Жан-Луи.

– Жан-Луи… Что ты собираешься делать?

– А ты как думаешь? Взять Эрве за шиворот и притащить домой.

У нее вдруг вырвалось:

– Только не это!

А затем она повторила совершенно спокойно:

– Только не это. Не вмешивайся. Повторяю: там, где твой брат сейчас, он в безопасности. Ты всегда был очень сильным, очень… решительным, но в этот раз… ты столкнулся с тем, что гораздо сильнее тебя.

Мерш одарил ее улыбкой, какую обычно приберегал для особо несговорчивых подозреваемых:

– Это мы еще посмотрим.

По обеим сторонам шоссе, ведущего в аэропорт Орли, высились фонари, образуя аллею из раскрывшихся металлических тюльпанов. Мерш никогда не интересовался красотами архитектуры, как и искусством вообще, но сегодня вечером эти стальные тюльпаны, цветущие на фоне неба цвета меди, показались ему великолепными.

Ерунда какая-то! Ему что, больше не о чем думать? Они собрали чемоданы. Погрузились в «дофину»; за руль сел Берто. Николь всю дорогу не открывала рта. Предупредила ли она родителей? Он не знал. Во всяком случае, девушка последовала за ним в этот более чем сомнительный вояж.

С тех пор как они покинули «Миссию Воскресения», Мерш не переставал вспоминать сбивчивые объяснения матери, которая – он был уверен – утаила от него главное. Не важно. Как говорят герои фильмов, «в конце пути мы найдем все ответы»…

– Слышал? – вдруг спросил Берто. – Похоже, на Елисейских Полях становится жарко.

Мерш очнулся от своих мыслей: радио он не слушал и вообще не интересовался последними событиями.

– Что?

– С тех пор, как нашелся де Голль…

– А он терялся?

– Да ты совсем оторвался от реальности! Вчера Генерал пропал!

– И где же он был?

– В Баден-Бадене. Поехал совещаться с этим старым ублюдком Массю[90].

Жан-Луи покачал головой: Массю был одним из тех, кто не возражал против применения пыток к алжирским сепаратистам и чья жестокость, надо признать, хорошо оплачивалась. Новость его не удивила: когда один генерал нуждается в совете, к кому он обращается? Правильно, к другому генералу.

– С тех пор, – продолжал Берто, – старик словно белены объелся. Распустил Национальное собрание, поддержал Помпиду и отложил референдум до второго пришествия.

Значит, едва протест стал выдыхаться, де Голль восстановил контроль над страной. Социалисты были сданы в архив: то-то Пьер Мендес Франс даже не выступил на стадионе в Шарлети.

– И что же творится на Елисейских Полях? – все-таки спросил Мерш.

– Поддержать де Голля вышло не меньше миллиона…

– То есть это демонстрация за де Голля?

– Народ съехался со всей Франции. Организаторами выступили правые из Службы гражданского действия.

«Дело сделано», как говорили когда-то на «Радио Лондон». Французы проснулись. Те, кто до сих пор молчал в тряпочку, те, кто воевал, пережил Оккупацию и восстановил страну.

«Все плохо, что плохо кончается», – с почти радостным смирением сказал себе Жан-Луи. Впрочем, упоминание правых активистов лишний раз убедило его, что он уезжает вовремя: тайные агенты окончательно о нем забудут.

Мерш закурил сигарету в честь Генерала и улыбнулся проступающему в сумерках аэропорту Орли. Одно решение он уже принял – тайное, ни с кем не обсуждаемое, словно скрытое от самого себя: в его чемодане не было ни грамма амфетаминов или наркотиков. А дальше будет видно…

Николь позвонила родителям и сказала, что едет с подругами в Лансароте. Почему в Лансароте? Да просто так. Она собрала чемодан, взяла деньги и паспорт. В каком-то смысле расследование ее больше не интересовало. Она размышляла над другой, более важной загадкой: своего собственного существования. За какие-нибудь несколько дней ее перспективы, ценности и приоритеты перевернулись с ног на голову. Она верила, что этот май с его демонстрациями станет решающим в ее судьбе. Но в реальности все повернулось совсем в другую сторону…

Николь оказалась по уши втянута в криминальную историю. И даже стала – должна была стать! – мишенью убийцы. Девушка переживала эту метаморфозу со смешанным чувством изумления и удовлетворения, паники и странного наслаждения.

Наконец-то в ее жизни случилось хоть что-то. И не какая-нибудь там ерунда. Все это началось со страха, продолжилось чистым ужасом и пришло к полной неизвестности, но теперь она летит в столицу Западной Бенгалии Калькутту вместе с человеком, которого едва знает, и уверена только в одном: с ней происходит нечто необыкновенное.

По сути, Николь никогда не обманывалась по поводу своих истинных устремлений: под всей этой революционной шелухой и робкими попытками примерить на себя буддизм в ней всегда вибрировало одно желание: испытать жизнь на высоких оборотах. Оно охватило ее вовсе не вчера: еще на школьной скамье откровением для нее стали строки Бодлера: «И бездна нас влечет. Ад, Рай – не все равно ли? Мы новый мир найдем в безвестной глубине!»[91]

Итак, прочь сомнения: в ад, пусть и экономклассом…

– Дай мне свой паспорт.

Они стояли перед стойкой регистрации компании «Эр Индия». У Мерша не было паспорта, но, будучи полицейским и бывшим военным, он проявил находчивость, выложив перед сотрудницей целый ворох бумаг с печатями.

Николь обернулась и мысленно сфотографировала обстановку: в этом знаменитом Южном терминале, построенном меньше десяти лет назад, посещаемость была даже выше, чем на Эйфелевой башне… Она отмечала каждую деталь: ряды ярких потолочных светильников в виде ртутных пластин, прозрачные оконные проемы (терминал был спланирован как своеобразная зеркальная галерея), особенности архитектуры, в которой доминировали симметричные линии и кинетические эффекты. Находиться здесь уже означало причалить к берегам нового мира, освободившись от ограничений времени и пространства.

– Иди за мной.

Сыщик делал вид, что он здесь как дома и знает все ходы и выходы, но Николь подозревала, что до сегодняшнего дня он никогда не бывал в Орли. Если он куда и летал, то с какого-нибудь военного аэропорта в Алжир, в самолете, где сидел, как в консервной банке, со всех сторон зажатый такими же сардинами в форме цвета хаки.

Николь как раз хорошо знала этот терминал: она путешествовала с родителями по всей Европе и в одиночку – в Соединенные Штаты. Но она послушно пошла за Мершем – и чтобы сделать ему приятное, и из тайного удовольствия почувствовать, что ее ведет сильная мужская рука.

В ожидании вылета девушка сидела