не начинай с этих идиотских фраз. Что происходит?

– Пойдем в молельню.

83

Они зашли в комнату с белыми стенами, в которой стоял свой собственный запах – мокрой штукатурки. Неизменное распятие, разномастная мебель, словно купленная по случаю на блошином рынке. В углу сгрудились стулья, точнее, скамеечки для молитвы.

– Садитесь.

Они сели за длинный стол, заставленный завернутыми в газету тарелками и другой посудой. Вся эта угнетающая обстановка больше на Мерша не действовала – он уже давно ее не замечал.

– Что это еще за хрень с Эрве?

– Я не могу об этом говорить.

– Тебе не удастся от меня отделаться.

– Ничего не могу сказать, потому что ничего не знаю.

– Его похитили.

– Я в курсе, мне звонила твоя бабушка.

«Твоя бабушка»! Мать всегда радела за то, чтобы в семье все выглядело «прилично», но о каких приличиях можно было говорить?! Если на свете и существовала неприличная семья, то, уж конечно, их собственная. И это Мерш еще многого не знал…

– Эрве похитили два индуса при соучастии Одетты, – бросил он. – Скорее всего, он уже в Калькутте, в чьих руках – неизвестно. Кроме того, я сейчас расследую два убийства в Париже, которые тоже связаны с индуизмом, и, голову даю на отсечение, это не просто совпадение. Поэтому еще раз: что ты можешь рассказать мне об этой грязной истории? Как в ней замешан Эрве?

Сидя напротив, Симона скорбно приложила руку ко лбу. В старой вязаной кофте, с холщовым фартуком, она выглядела откровенно нелепо. Мерш разглядывал шрамы, избороздившие ее темное лицо, – он и забыл, что их так много.

– Эрве в безопасности, – пробормотала она.

Значит, он не ошибся: Индия, убийства, похищение – все это связано с его матерью. Какое-то безумие.

– Тебе известно, где он?

– Думаю, он находится под защитой духовной общины.

– Какой еще общины?

Слова вылетали у него изо рта и царапали нёбо, как острые булавки.

– Саламата Кришны Самадхи. Это очень серьезная, солидная организация.

– Ты что, издеваешься?

Она сложила ладони, словно собираясь молиться. Мерша так и подмывало грохнуть что-нибудь об пол.

– Я всегда была открыта экуменизму, – призналась она покаянным тоном, однако в ее голосе чувствовалась снисходительность к самой себе. – Меня интересовало не только христианство, но и другие религии.

– Индуизм?

– Да.

– Как это связано с Эрве?

– Это связано с его отцом.

Наступила тишина. Он должен был догадаться: фигура отца была единственным неизвестным элементом в этой истории. Секретный код.

– Расскажи мне о нем.

– После войны я поступила в парижский Институт восточных языков.

– Продолжая работать и заниматься своим приютом?

– Да.

– Должен сказать, ты не очень-то заботилась о моем образовании.

– Жан-Луи…

– Значит, Институт восточных языков…

– Там я встретила очаровательного, очень талантливого юношу, который собирался в долгое путешествие по Индии. Я помогла ему подготовиться. Я была старше его… да и рассудительнее. И в конце концов…

– В конце концов что?

Впервые Симона смутилась:

– Ну, в общем… я залетела.

– У вас был роман?

– Вовсе нет. Мы и переспали-то всего один раз…

– Почему не больше?

– Да так…

– Но почему?

– Ну… в общем… он предпочитал мальчиков.

– Значит, отец Эрве – гомик?

– Да.

– И несмотря на это, вы переспали?

– Жан-Луи…

– Отвечай.

Она вернулась к своей любимой позе: склоненная голова, прижатая ко лбу рука. Ни дать ни взять Мадонна в покрывале, размышляющая о смысле жизни.

– Да, всего один раз. Словно… какое-то безумие нашло.

– А потом?

– Потом он уехал в Индию.

Еще не полное признание, но уже его начало.

– Как его зовут?

– Не важно.

– Об этом мне судить. Так как его зовут?

– Пьер Руссель. Он из очень богатой, очень влиятельной семьи.

– А подробнее?

– Не хочу говорить об этом. Не хочу вспоминать.

Мерш глубоко вздохнул:

– Что было дальше?

– Родился Эрве, вот и все.

– Но Руссель признал его.

– Да. Он вернулся после его рождения.

– Тогда почему Эрве не носит его фамилию?

– Это сложный вопрос.

– Неужели?

– Пьер был в разладе со своей семьей. Его настоящая фамилия, которая указана в документах, – Жуандо…

– Он заботился о сыне?

– Нет… Он вернулся в Индию. Он был полностью погружен в работу.

– Какую работу?

– Пьер – специалист по индийской музыке. Он довольно известен в своей области.

Еще того лучше. Мерш искоса взглянул на Николь: девушка, судя по всему, жадно впитывала весь этот бред.

– Пьер был увлечен ви́ной – это разновидность ситара. Он научился играть на ней и начал серьезно изучать другие музыкальные инструменты. Позже собрал целый архив. Благодаря ему индийская музыка приобрела статус ценного культурного наследия. Но больше я ничего о нем не знаю.

– Он так и живет в Индии?

– Да.

– В Калькутте?

– Нет, в Бенаресе. Он учредил фонд, который организует концерты. В его институте самая большая библиотека партитур индийской музыки.

Так мы далеко не продвинемся…

– Этот Пьер Руссель мог быть замешан в убийствах?

– Невозможно. Он самый милый и миролюбивый человек из всех, кого я знаю.

– Кто сообщил тебе об убийствах в Париже?

– Дхритиман Гупта.

– Ты знаешь Гупту?

– Я познакомилась с ним в то же время, что и с Пьером. Тогда меня увлекала йога, аюрведа. Гупта был идеальным собеседником. И совсем молодым…

Мерш предпочел не останавливаться на незнакомом ему слове «аюрведа». Главное сейчас было не это.

– Что он тебе сказал?

– Что убита молодая женщина.

– Откуда ему это стало известно?

– Не знаю.

А вот Жан-Луи знал: Гупте сообщил садху. Но ясности по-прежнему не было: каким образом этот последний понял, что потенциальная жертва – именно Сюзанна?

– Что ты знаешь об этой молодой женщине?

– Она играла с огнем.

– То есть?

– Гупта приобщил ее к некоторым тантрическим практикам. После этого она захотела стать самостоятельной и зашла слишком далеко.

– Ты же не станешь утверждать, будто она выпустила на волю злые силы? Кто поверит в подобную хрень?

– Нет, не стану. Просто ее заметили. И это стоило ей жизни.

– Кто заметил?

– Я правда не знаю. Но от тантризма лучше держаться подальше.

Ну все, приехали. Вопрос – куда?

– Вторая жертва не имела никакого отношения к индуизму. Однако убийца выбрал ее. Почему?

– Не знаю.

– Каким боком в этом замешан Эрве?

Симона помолчала, прежде чем ответить. Мерш физически ощущал, что у нее пересохло не только в горле, но и в мозгу. История, которую она рассказывала, пожирала ее изнутри.

– Эрве в центре всего.

– Почему?

– Это невозможно объяснить. По крайней мере, в понятиях обычного мира.

– Не наводи тень на плетень! Почему Эрве стал мишенью?

– У него есть кое-что очень важное.

– Что?

– Еще раз говорю: это невозможно объяснить. Мы христиане, европейцы. Индуистский образ мыслей нам чужд. Бесполезно давать ответы, если ты не задаешь вопросов.

Мерш вздохнул:

– Ты знаешь убийцу?

– Нет.

– Его цель – убить Эрве?

– Не убить, а противостоять ему.

– Противостоять? С чего это?

– Эрве воплощает силу… Особую силу.

– Какую именно?

– Не могу ответить.

– То, что его отец – индолог, как-то связано с этой силой?

– Нет.

– Значит, Эрве имеет, скажем так, индийские корни, но то, что им теперь интересуются какие-то чокнутые индусы, – это чистое совпадение?

– Да.

Она лгала, но у него не было ни времени, ни власти вытрясать из нее правду.

– А каков мотив этих убийств?

– Я не уверена, но, думаю, речь идет о подготовительном жертвоприношении…

Перед Мершем мгновенно возникли картины: тела Сюзанны, Сесиль, кишки во вспоротых животах, следы укусов…

– Гупта говорил о каких-то «дверях», – вспомнил он.

– Да, двери… – Она