этим справляются. Можно жить и без любви. Но не без отца.

В концертных динамиках Теда продолжал хрипеть неизвестный бард, то и дело теряя голос от внутренней боли. Селия разрыдалась, как ребенок.

Внезапно что-то заставило ее глянуть в зеркало заднего вида. Какая-то женщина направляется к машине.

Поспешно вытерла слезы рукавом, провела пальцем под носом и повернула ключ, выключая двигатель.

Элеонор, папина соседка. Заглянула в окно. Бледная, худая, очень короткая стрижка – возможно, лечится от рака.

– О, прости, моя девочка! – И собралась идти дальше.

Селия поспешно опустила стекло и по выражению лица Элеонор поняла, что слезы скрыть не удалось. Принужденно улыбнулась.

– А я-то думала, это Тед, – смутилась Элеонор. Вблизи она выглядела еще болезненней – желтая, почти прозрачная кожа обтягивает скулы. – Смотрю, мотор работает. Странно, подумала я. Работает и работает, а пикап стоит и никуда не едет.

– Ничего страшного. Я просто… – И запнулась в поисках разумного объяснения.

– У него же… ну да, девочка моя, мы как-то говорили… А тут машина стоит, урчит и никуда не едет. Ну я и… А это, оказывается, ты! Ну и слава богу. Пойду, пожалуй. А папа-то как?

– Не знаю. – Селия с усилием удержалась, чтобы опять не заплакать. – Его положили в больницу. Ненадолго.

– Да что ты? Что-то серьезное?

– Нет-нет. Обычный контроль.

– Вот оно как… А мы его не забываем. Я как испеку что, обязательно занесу Теду. Твой папа любит сладенькое. – Она ласково улыбнулась. – А Барри смотрит, чтобы дрова не кончались. Да что там – мы все тут стараемся помочь Теду. Ему все помогают.

– Спасибо! Я… я только хотела проверить, на ходу ли пикап, – соврала Селия.

– Не стану беспокоить. Привет ему, скажи, что мы все тут его ждем. Скажи, соседи ждут, нечего залеживаться. – Элеонор опять улыбнулась.

– Обязательно.

Как только женщина отошла от машины, Селия опять покрутила ручкой и закрыла окно. Посидела еще, попробовала вообразить: вот отец сидит рядом. Такой, каким был раньше – загорелый, здоровенный как медведь, с веселым и ясным взглядом. Но ничего не вышло. Сразу резануло тоскливое чувство: я его потеряла навсегда.

Но ему же было намного лучше в последние недели! Он вернулся! А они даже не успели отпраздновать возвращение.

Над воротами гаража горит плафон, никто не позаботился выключить, а над лампочкой – баскетбольное кольцо без сетки. Сколько она себя помнила, оно там было всегда. Ему все помогают, сказала Элеонор. То, что не успевала делать дочь, вместо нее делали соседи. Может, он и не так одинок? – подумала Селия и тут же устыдилась: что за жалкая попытка самооправдания!

Глянула в зеркало: Элеонор уже открыла свою калитку. А ведь Селия даже не спросила, как та себя чувствует… Не догадалась.

Прокатный “форд” дожидается на улице. У нее есть еще два часа, потом надо оставить машину на парковке около госпиталя и сдать ключи. Захотелось позвонить Дэвиду. И что она ему скажет? Они увезли отца – и опять зальется слезами.

Довольно. Нельзя вести себя как беспомощное, потерявшееся дитя. Надо немедленно позвонить Эндрю Нгуену. И доктору Лагеру, и всем, кто может что-то знать и помочь разыскать отца. Вот и все. Она знала, как мало у нее времени, и тратить его на слезы и всхлипывания глупо, бессмысленно и попросту опасно.

Открыла дверь, поставила ногу на ржавую подножку, спрыгнула и захлопнула за собой дверцу.

* * *

– Почему ты так гонишь? – Гейл ухватилась за подлокотник. – Сбавь скорость!

Роберт словно не слышал – не кивнул, не покачал головой, молча продолжал давить на педаль. Прошло несколько секунд, прежде чем соизволил ответить:

– Совершенно не гоню. – Пожал плечами и посмотрел в левое зеркало, готовясь к обгону.

У Гейл похолодело в животе. Роберт не водил машину больше года, но уговорил ее. Он, мол, в полном порядке, никаких водителей приглашать не нужно. И она с удовольствием согласилась – пусть попробует. Но как только Роберт выехал на трассу на Дедхэм, тут же придавил педаль, и сейчас стрелка на спидометре “ягуара” колеблется на отметке восемьдесят миль.

– Роберт… ну пожалуйста…

– Уйди же на правую полосу… есть же правила! – прошипел он, адресуясь водителю, который ехал перед ним. Демонстративно прибавил скорость и гнал за ним чуть не вплотную. В конце концов тот судорожно перестроился и несколько раз мигнул дальним светом вдогонку – есть и такой способ выражать свое возмущение. – Бывают же лопухи… воскресные водители, – покачал головой Роберт и еще прибавил скорость.

Восемьдесят пять.

Гейл стиснула зубы. Роберт всегда любил быструю езду, она это прекрасно знала. Но сейчас, после всего, что им пришлось пережить… Последние дни он просто пузырился энергией, иной раз на грани с беспричинной раздражительностью по пустякам.

На голове все та же папайка, хотя она просила ее не надевать. Впрочем, почему эта чепуха так ее огорчает и даже пугает, она не смогла бы объяснить. Но ведь Роберт никогда не гордился своей службой во флоте, тем более что продолжалась она недолго: подхватил какую-то серьезную инфекцию, и его списали на берег. Он даже иной раз посмеивался над разочарованием отца – тот, по-видимому, мечтал увидеть сына в адмиральской форме.

– Куда мы едем?

– Сюрпри-и-из, – нараспев протянул Роберт.

– Я не собиралась ехать куда-то далеко. – Гейл глянула на часы. – У нас не так много времени.

Собственно, времени у них более чем достаточно, но Гейл не хотела никаких сюрпризов, ей хватило и вчерашней новости. Вскоре после пожара в тоннеле позвонил один из врачей группы, хотя мог и не звонить – новость гремела на всех каналах: добровольцы из группы апробации препарата по лечению болезни Альцгеймера подлежат изоляции в течение полугода. Дикторы пользовались эвфемизмом “для наблюдения”. Это звучало так жутко, что Гейл старалась об этом не думать. Именно поэтому и согласилась на эту экскурсию, цели которой так и не понимала. И ей было страшно, она прекрасно знала, что без следующей дозы Re-cognize Роберт рискует вновь впасть в полную деменцию. На всякий случай спросила у врача. Да, сказал тот, для закрепления результата необходима еще одна доза. Но не волнуйтесь, ничто пока не потеряно. Давайте жить сегодняшним днем.

И эта жуткая новость пришла, когда она уже начала надеяться, что остаток жизни пройдет спокойно и счастливо, что они будут жить долго и умрут в один день.

Роберту назначили срок: послезавтра. Она с утра нашла подходящую сумку и попыталась собрать все необходимое, но дело не шло, Гейл была настолько растеряна, что не понимала, что именно может