– Вставайте. – Я прикоснулась кончиком иглы к его жирной шее. – Чувствуете? Это укол, который я в любой момент могу вам впрыснуть.

Он с трудом поднялся на ноги, яростно моргая:

– Чего ты хочешь этим добиться, Арафура?

– О, у меня много планов. И ни один из них вам не нужно знать. – Я чуть сильней надавила иглой, и под ее кончиком образовалась ямка на плоти, но кровь пока не пролилась. – Пошевеливайтесь. Теперь вы мой заложник, пока мы не выберемся из этого дома.

Мы вышли из комнаты; я продолжала прижимать к себе наволочку, которую наполнила раньше. Идя справа от Морсенькса, свободной рукой заломила ему руку за спину, вдавливая шприц в шею и стараясь по ходу дела не выронить наволочку. Я подумала о том, сколько конечностей у ползунов, и пожалела, что не имею парочку лишних. Во всяком случае, Морсенькс не сопротивлялся. Из-за страха перед инъекцией вся его сила была бесполезна.

– Надо воспользоваться служебным лифтом, – сказал Паладин, когда мы вышли из спальни и свернули налево, в соседний коридор. Лифт находился почти в самом конце коридора, там, где тот выходил на площадку третьего лестничного пролета.

– Я могу спуститься по лестнице.

– Не сомневаюсь. Однако я не смогу этого сделать. В служебном лифте мы поместимся втроем.

Я услышала шаги внизу: мой отец с трудом поднимался по лестнице.

– Она меня схватила, мистер Несс. Меня взяли в заложники! Ваша дочь – психопатка!

Робот открыл решетчатую дверь служебного лифта. Я втолкнула Морсенькса внутрь, почти вонзив в него иглу, а затем втиснулась так плотно, как только могла, чтобы осталось место и для Паладина. Мои босые ноги холодил металлический пол. Робот въехал задом наперед, прижав колесо к моей пятке, и одним движением конечности захлопнул решетчатую дверь. Сквозь нее я увидела, как отец добрался до верха лестницы, окинул взглядом пустую лестничную площадку, а следом заметил служебный лифт.

Я отпустила Морсенькса и потянулась к пульту управления. Это была простая металлическая пластина с кнопками для каждого этажа, включая служебные. Моя рука зависла над кнопкой входного уровня. Отец бросился вперед. Он все еще был в ночной рубашке, но уже в накинутом на плечи халате.

– Арафура, – сказал отец, от усилий согнувшись пополам и упершись руками в колени. – Что ты делаешь…

– Все в порядке, отец. Я не собираюсь причинять ему боль. Но ты выпустишь меня из дома. Никто за нами не погонится, и ты не вызовешь констеблей.

– Ты не можешь так поступить. Имя семьи, все, что мы сделали…

– Ты совершил ошибку, позволив мне прочитать газету. Теперь я знаю расписание прихода и ухода кораблей из дока Инсер. О, и ты зря потратился на некролог. Придется напечатать опровержение.

– Как я могу заставить тебя остановиться?

– Никак. Но ты поможешь доктору Морсеньксу, если не будешь меня задерживать. А еще ступай и возьми кошель с пистолями, которые были при мне. Они, видимо, в твоем кабинете, папа, – в сейфе, про который, как ты считаешь, я не знаю. Можешь взять их по пути вниз.

Лифт начал спускаться. Отец отдернул пальцы от решетки, как будто сквозь нее пропустили электричество. Я смотрела на него, поднимая голову по мере того, как лифт опускался ниже уровня пола. На секунду-другую отец застыл на месте, как актер, забывший роль. Затем он направился к лестнице.

– С пистолями или без, – сказал Морсенькс, – но до Инсера тебе не добраться.

Мне пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не всадить в него шприц тотчас же.

Лифт достиг первого уровня, миновав главные этажи и сумеречные, лишенные окон служебные коридоры между ними. Кабина двигалась медленно, и отец легко опередил нас, хотя и спускался по лестнице. Он сжимал в руках кошель, выглядел запыхавшимся, а его лицо было потным и мертвенно-бледным.

– Мы можем поговорить об этом, – прохрипел отец.

– Мы поговорили, – сказала я, когда Паладин открыл решетчатую дверь и выехал из лифта, а мы с Морсеньксом сразу же последовали за ним. – И уже сказали все, что нужно.

– Ты зря причиняешь вред.

– Вред? – Я со смехом выплюнула это слово в ответ. – Ты даже не знаешь, что это значит. Вред причиняют люди с гарпунами и арбалетами. Вред – это когда кого-то заставляют кричать просто ради того, чтобы повеселиться. Вред – то, что Боса Сеннен сделает с Адраной, когда узнает, как она солгала, чтобы защитить меня.

Он протянул кошель:

– С этим ты далеко не уйдешь.

– Значит, и ты по ним скучать не будешь. Брось кошель Паладину.

Отец поморщился и сделал, как было велено. Робот резко вскинул руку и без видимых усилий поймал кошель.

– Просканируй, как сканировал когда-то наши карманы.

– В кошельке лежат пистоли, – сказал робот. – Но я не могу определить количество или ценность.

– И так сойдет.

Если отец присвоил один-два пистоля из заработанного, я не сомневалась, что оставшегося хватит, чтобы добраться до причала, и даже с небольшим запасом на крайний случай.

Мы двинулись дальше по коридору. Отец направился к главному входу, пытаясь преградить мне путь.

– Открой.

– Фура, пожалуйста. Давай хоть сядем и…

– Она говорит серьезно, – сказал Морсенькс высоким, напряженным голосом. – Мое обоснованное медицинское мнение таково: ваша дочь больше не несет ответственности за свои поступки.

– О, еще как несу. Я еще никогда раньше так не несла. Открывай двери.

– Я не отпущу тебя просто так, – сказал отец, отпирая двойные створки. – Ты ведь это понимаешь, правда? Я слишком сильно тебя люблю. Я пошлю констеблей, свяжусь с мистером Квиндаром, сообщу властям дока Инсер… тебе некуда будет идти.

– Ошибаешься, – сказала я, когда он широко распахнул двери и утренний холод хлынул в вестибюль. – Я могу пойти куда угодно. Пятьдесят миллионов миров, все шарльеры и Пустошь в придачу. И я буду обыскивать каждый угол, пока не найду ее.

Мне пришлось протиснуться мимо отца, все еще держа доктора Морсенькса в заложниках. Колеса Паладина застучали по длинной низкой лестнице, соединяющей дом и сад. Он мог справиться с такими ступеньками, если их не слишком много.

– У тебя ничего нет! – крикнул мне вслед отец. – Только ночная сорочка. Ты почти не одета. Ты даже босиком! Ты не можешь уйти на все четыре стороны в таком виде.

Паладин прибавил скорость. Я толкнула Морсенькса вперед. Каменная мостовая холодила мои ноги, одновременно заставляя чувствовать себя умной, живой и бесстрашной. Я оглянулась. Силуэт отца вырисовывался в дверном проеме, на фоне желтого света внутри – тепла и безопасности моего дома, – и я ощутила тихий, волнующий стыд за свою жестокость.

Отец спустился по ступенькам. Он зашагал быстрее, затем перешел на шаркающий бег, пытаясь добраться до меня прежде, чем я достигну ворот. Обычно они были заперты, но Морсенькс нанес ему визит, и ворота остались открыты.