Мы вышли из магазина. Я прижала браслет к животу, как будто это могло заглушить сигнал слежения. Паладин обогнал меня, когда показалась лавка брокера конечностей.

– Это наспех продуманный план действий. Нам еще предстоит исчерпать все остальные возможности…

– Я не вижу других вариантов, Паладин. Ты не можешь заглушить сигнал, и слесарь не смог снять браслет. А что сейчас делают констебли?

– Они определили, что ты направляешься к пристани, а не в Инсер. В этот район стягиваются отряды. Но если бы мы смогли найти запечатанную комнату, камеру с металлическими стенами…

– Они все равно догадаются, что я где-то поблизости, и тогда констеблям не потребуется много времени, чтобы перевернуть все вверх дном. В любом случае я хочу добраться до пристани, а не прятаться в Нейронном переулке.

– Какая-то перчатка или покров, способный блокировать сигналы…

– Если ты найдешь магазин, где продают что-то подобное, я туда поспешу.

– Лучший слесарь.

– Если ты кого-то знаешь, Паладин, кричи сейчас же. – Я стояла у витрины торговца конечностями, подавляя внутреннюю дрожь, когда рассматривала выставленные на витрине товары и услуги. Одно дело – хихикать от ужаса вместе с сестрой, когда ни одна из нас не думала, что у нас когда-нибудь появится повод войти сюда.

Но теперь мне уже не до смеха.

В витрине было два вида конечностей. В пузырящихся зеленых трубках находились живые руки и ноги, поддерживаемые искусственным путем. Они были хирургически удалены у доноров и либо проданы в магазин, либо заложены в обмен на ссуду. Даже сквозь зеленое стекло было видно, что выбор включает все разновидности возраста, оттенков кожи и размеров. Другие конечности были механическими, они располагались на стеклянных подставках или бархатных постаментах; некоторые были настроены так, чтобы демонстрировать весь свой диапазон функций, так что отделенная от тела рука могла открываться и закрываться в замедленном ритме. Некоторые были очень похожи на живые, другие выглядели такими же грубо функциональными, как захваты Паладина.

– Есть новости… – проговорил робот. – Не очень-то приятные. Хочешь услышать?

– Рассказывай.

– Переговоры по трещальнику продолжаются. Но я услышал упоминание о том, что некие важные сведения были переданы властям непосредственно перед тем, как их источник скончался. Мне очень жаль, Арафура. Но я не могу не сделать очевидного вывода.

Мне тоже все было ясно, но думать об этом и выражать словами – две разные вещи. Казалось, что дверь все еще слегка приоткрыта, и я не собиралась захлопывать ее, признаваясь в том, что уже знала в глубине души.

Вместо этого я взяла свои чувства и сколотила из них что-то твердое, острое и непреклонное.

– Тогда еще меньше причин возвращаться домой.

– Если ты хочешь пройти через это, – сказал Паладин через мгновение, как будто он беспокоился за меня, – то слесарь был прав. Тебе не нужно жертвовать чем-то большим, чем кисть.

Но мой взгляд был прикован к механической кисти и предплечью на одном из бархатных постаментов. Это была красивая штуковина, с изящным дизайном и элегантностью в суставах пальцев и запястья. Конечность была сделана из серебристого сплава, украшена нефритовой инкрустацией, а на запястье и в предплечье имелись резные окошки, чтобы показать сложные сверкающие механизмы внутри.

Я толкнула дверь и вошла. Мое тело кричало мне, чтобы я повернулась, сдалась констеблям, вернулась домой и поцеловала отца в щеку – все, что угодно, только не то, что мне предстояло сделать.

В магазине был центральный прилавок, выстроенный вокруг витрины, где было еще больше пузырящихся трубок и медленно открывающихся и закрывающихся рук. Все было очень чисто и спокойно, как в вестибюле банка, с креслами вдоль стен, где люди могли подождать. Клиентов не было, но как раз в тот момент, когда я вошла, из задней комнаты появился мужчина с забинтованной рукой: похоже, она была живой и новой, только что привитой к его предплечью. Он зачарованно смотрел на нее, сгибая и выпрямляя пальцы.

– Я хочу, чтобы вы это отрезали, – сказала я одетой в халат женщине за прилавком, подняв руку. – Я знаю, что вы можете все сделать быстро. Но надо еще быстрее.

Она посмотрела на меня с сочувствием:

– Милая, прости, но ты не можешь просто так войти сюда и заявить…

– Десятимерный пистоль говорит, что могу. – Я швырнула монету на стойку. – Вон то предплечье с кистью в витрине, которое стоит двадцатку. Его хочу взамен. Скажем, сорок мер за всю работу; пятьдесят – если справитесь в течение следующих десяти минут.

Женщина посмотрела поверх меня на робота, как будто это был какой-то тест, который она вот-вот провалит. Но Паладин ничего не сказал.

– Тебе не нужна эта красивая штука, дорогая. Если ты просто хочешь снять браслет, тебе не требуется механическая рука. Мы можем сделать это быстро и чисто, сохранить нервные окончания, все пришить обратно… конечно, это займет больше времени, но ты сохранишь собственную конечность, а этого хочет большинство людей…

– Я не большинство. Снимите с меня браслет и отрежьте там, где надо, чтобы закрепить металлическую руку. Ту, которая с зеленой инкрустацией.

– Ты уверена в этом, дорогая? – Женщина вытащила ключи. Подошла к витрине, открыла заднюю часть и вытащила оттуда выбранный мною протез. Подняла мой рукав и приложила штуковину для сравнения. – Да, размер подходящий. Повезло тебе, что рука не правая.

– Да уж, я везучая. Расскажите, как это происходит.

Она показала мне конец фальшивой руки, на котором была выемка. Это была вогнутая поверхность с маленькими дырочками.

– Это прикрепляется к тебе. Потребуется несколько дней, чтобы установилась связь, и по ходу дела будет немного больно. Затем он соединится с твоей нервной системой. Тоже не самый приятный процесс. Но как только он завершится, сможешь пользоваться рукой, как настоящей. – Она одобрительно провела пальцем по нефритовой инкрустации. – Да уж, очень хорошая работа. Одиннадцатое Заселение. В Империи Вечно Набегающих Волн кое-что знали о протезной хирургии. И еще она прочная. Побывала на нескольких телах.

– Экскурс в историю можете пропустить. Я ее хочу. Приступайте немедленно.

– Ты сказала, пятьдесят пистолей. – Взгляд у женщины сделался проницательным. – Любой, кто так торопится, может дать еще чуть больше. Допустим, семьдесят?

– Шестьдесят, или я ухожу.

Женщина смерила меня оценивающим взглядом. В ее глазах читалось неохотное уважение.

– Значит, шестьдесят. Но мы ее не обсуждали, что ты хочешь сделать с рукой, когда ее отрежут.

– Меня это не волнует. Положите ее в свою витрину, мне все равно. Но мне нужен браслет.

– Если ты так решила…

– Да.

– Тогда тебе лучше пойти со мной.