эффектом. Сычуанец явно затеял отвлекающий маневр. Жун Цютянь понял это с первого взгляда и велел ему оставить деньги в качестве гарантии. Сычуанец не послушался, да еще и изматерил его в придачу, потому что уже немножко разозлился. Жун Цютянь замолчал и уступил ему дорогу. Сычуанец, держа в руках пустую обезьянью голову, удалился другим путем. Зеваки стали расходиться. Все решили, что больше ничего не случится, и ушли уже далеко, когда внезапно раздался крик. Сычуанец упал на землю, из его макушки текла кровь. Жун Цютянь, схватив маленький молоток, – тот самый, которым раскроили череп обезьяны, – продолжал бить сычуаньца по голове. Все были потрясены. Жун Яо среагировал проворнее остальных, помчался назад и всем телом повалил Жун Цютяня на землю, отобрал у него молоток, а затем собственным телом прикрыл голову сычуаньца. Жун Цютянь встал, злобно пнул Жун Яо по хребту, забрал обезьянью голову из рук сычуаньца и двинулся прочь, по пути сообщив ошеломленным людям:

– Вы, поди, не знаете, а лучшее тонизирующее средство для мозга – это суп из обезьяньей головы.

Сычуанец не умер, но месяц пролежал в здравпункте. Жун Яо, возмещая убытки, потерял зарплату за полгода и занял новый долг. Вернувшись домой, сгорающий от нетерпения Жун Цютянь развел огонь, чтобы сварить суп из обезьяньей головы. Сначала опалил с нее шерсть, а затем положил в железный котел. На растопку не хватало, поэтому мне было приказано отправиться на станцию лесоводства, чтобы украсть дрова. Я вернулась с большой охапкой, и костер разгорелся еще ярче. Обезьянья голова, сваренная в котелке, преобразилась до неузнаваемости. Запахло супом. Но прежде чем Жун Цютянь успел сделать хоть глоток, его увел Сун Чанцзян. Я загасила огонь. Суп, который так никто и не съел, постепенно остыл и на следующий день забродил.

В полицейском участке Жун Цютянь не стеснялся в выражениях и за это получил от Сун Чанцзяна восемь оплеух. Его заперли в темной и узкой камере вместе с насильником и скотокрадом. Ночью они спали рядком, накрывшись единственной простыней, согревая друг друга и обороняясь от комаров. Поначалу у Жун Цютяня не получалось вовремя отреагировать на раздачу еды, и каждый раз насильник и скотокрад сметали еду за троих. Жун Цютянь научился быть умным и стал караулить у двери камеры, ожидая, когда откроется маленькое окошко для подачи еды. Как только принесли еду, он быстро схватил ее и съел. Насильник и похититель скота оба были крепкими мужиками средних лет. Вместе они избили Жун Цютяня так, что он выл и плакал, но никому не было до него дела. Но с тех пор они добровольно оставляли ему кусочек еды, а еще по очереди научили его, как насиловать женщин и воровать скот, и велели Жун Цютяню называть их мастерами. По его мнению, эта вонючая камера была самым грязным местом в мире, где нельзя было держать даже собаку. Его продержали там семь дней.

Выйдя оттуда, он заявил, что приобрел опыт, что в Даньчжэне все еще есть место, похожее на ад, которое действительно открыло ему глаза, и это стоило того, чтобы прожить шестнадцать лет. Он действительно стал умнее и внезапно нашел решение проблемам, с которыми он не мог разобраться в прошлом. Он перестал мериться с другими, перестал драться, перестал обижать пришлецов, даже перестал воровать по мелочи. А еще он стал вежлив со мной и не отвечал на выговоры Жун Яо. С тех пор взор Жун Цютяня простирался все дальше и дальше, он говорил, что может с одного взгляда увидеть конец света и следующие пять тысяч лет. Он начал размышлять о больших, практически безграничных проблемах, таких как мир во всем мире, космос и Вселенная, и обсуждал со мной некоторые мистические вещи… Короче говоря, после выхода из застенков полицейского участка Жун Цютянь переменился. В тот год Жун Цютяню было всего шестнадцать лет. Он повесил голову обезьяны на стену своей комнаты, и она как будто стала ее частью. Иногда ее тревожили муравьи, иногда тараканы, в свое время крысы пытались ее унести, но не могли сдвинуть ее с места. Только тайфун сумел сдвинуть ее своим порывом. Как только налетал тайфун, голова начинала шевелиться, как будто пытаясь спрыгнуть со стены и отправиться на поиски своего тела.

Однажды Жун Цютянь внезапно объявил, что хочет стать генералом. И первым, что он сделает, став генералом, – это вернет Сун Чанцзяну восемь оплеух.

Жун Яо сказал, что Жун Цютянь захотел стать героем.

Это и была настоящая причина. Жун Цютянь когда-то страшно завидовал тому, что Жун Чуньтянь повидал настоящую войну. Не будь он слишком маленьким, то мог бы записаться вместе с Жун Чуньтянем. До восемнадцати ему не хватало без малого двух лет. В течение этих двух лет он не делал ничего, кроме как каждый день переворачивал листки календаря в надежде, что время пройдет быстрее. Он бил баклуши, ходил подавленным и жаловался, что дни слишком длинные. Каждый раз с наступлением ночи он радостно махал кулаком: вашу ж мать, наконец-то день прошел. Ко времени он действительно проявлял некоторую нетерпеливость. Однажды в птичьих рядах он публично заявил: «По новому постановлению центрального правительства с тысяча девятьсот восемьдесят третьего перескакиваем сразу на тысяча девятьсот восемьдесят пятрый год, и нет необходимости проживать восемьдесят четвертый». Некоторые поверили и ликовали вместе с ним, прыгая от радости. Но некоторые задались вопросом: почему пропустили 1984 год? Вместо того чтобы сразу перескочить с 1983 на 1990 год? Жун Цютянь ответил, если есть вопросы, обращайтесь в ЦК, а я в любом случае в следующем году буду достаточно взрослым, чтобы стать солдатом. Кто-то сказал ему, что он мог бы последовать примеру Жун Яо и изменить возраст. В свое время Жун Гуань свой возраст занизил, а он может завысить, и тогда не придется выбрасывать 1984 год.

Однако Жун Яо решительно воспротивился зачислению Жун Цютяня на службу. Потому что война закончилась. В мирное время быть солдатом еще хуже, чем шпаной в Даньчжэне. Чтобы помешать Жун Цютяню изменить возраст, Жун Яо обратился в управление по гражданским делам и военный комиссариат, чтобы предупредить их не совершать подлог. Когда Жун Яо выходил из городского комиссариата, Жун Цютянь, который ждал за дверью, шагнул вперед и с силой ударил кулаком, так что тому пришлось искать свои зубы по всей земле. Жун Яо не сдавался. Он периодически ходил в городское управление по гражданским делам и комиссариат и торжественно предупреждал, чтобы они не меняли возраст Жун Цютяня без разрешения, иначе он дойдет до ЦК. Жун Яо думал, что время изменит Жун Цютяня. В течение этого периода он обещал, что