Вот оно простое человеческое счастье: согревающий костер, одинокий молчаливый лес, незатейливая полезная еда и осмысление того, что ты до сих пор живой, а твоя верная смерть осталась за несколько километров отсюда. Чего еще более желать? Но появляющеюся время от времени чувство неопределенности — что там впереди? — и чувство страха — а вдруг их поймают и убьют — мешало парочке в полной мере насладиться скоротечным счастьем. Но и этим мигом они дорожили.

Становилось жарко… От близости тел, от разгоревшегося вовсю огня. Тоня расстегнула верхние пуговицы гимнастерки. Федчук увидел ложбинку между ее грудей. Эта картинка так сильно его возбудила, что он невольно потянулся к девичьей груди. Так порой изнемогающий от жажды путник бросается к студеному ручью, чтобы вдоволь напиться. Тоня почувствовала сексуальный импульс Федчука и невольно подалась навстречу. Их губы встретились и слились в сладкий и продолжительный поцелуй… А дальше был яростный и умопомрачительный секс. Они любили друг друга как в последний раз. Страх перед неизбежным лишь усиливал их желание и чувствительность.

Так бывает иногда, что при чувстве опасности резко включается инстинкт размножения. Природа в этом плане умна. Она очень заботиться о подержании человеческой популяции. Если самец даже и погибнет, то пред смертью успеет осеменить самку и человеческий род продолжиться. Есть даже примеры. В одном журнале по психологии описывалась ситуация произошедшая во время теракта 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке в США. Дело происходило в одном из небоскребов, объятых пожаром. Некая женщина, спасаясь от неминуемой смерти, заскочила в лифт, где был некий мужчина. Они совершенно не знали друг друга, так как были из разных компаний и работали на разных этажах. При спуске вниз женщина вдруг почувствовала совершенно дикое и неопределимое желание срочно заняться сексом. Незнакомым мужчина не стал возражать против этой неожиданной затеи. Пока парочка доехала до первого этажа, все у них благополучно получилось и разрешилось. Когда дверцы лифта открылись, любовники разбежались в разные стороны, не обмолвившись ни словом. И больше они никогда не встречались.

Так и в нашем случае. Стресс и переживаемый страх толкнул наших героев на страстное соитие.

Когда оно закончилось, партнеры принялись разжигать едва не погасший костер.

«Выходит, у тебя это в первый раз, Тося?» — удивленно спросил Федчук, подкладывая сучья в огонь.

«Угу…» — кивнула головой Макарова, тесней прижимаясь к милому.

«А я думал в двадцать лет уже…»

«Что уже?…»

«Должна быть… не девочка».

«Некогда было. Школа, комсомол, общественная и спортивная работа, курсы санитарок, а потом вот, война…»

«А немцы не приставали?»

«Некогда им было. Да и добрые они сейчас, они же выигрывают войну, скоро, наверное, и Москву захватят».

«Тебе понравилось?»

«Поначалу нет, но потом… Очень понравилось. Я еще хочу… И, кажется, я уже влюбилась в тебя».

«Влюбилась, вот так чудеса», — откровенно усмехнулся Федчук.

Едва рассвело, парочка тронулась в путь. Пока они шли, ели ягоду, грибы, грелись у костра, занимались любовью. Антонина действительно влюбилась в Федчука, ведь он был ее первый мужчина. А первый мужчина для любой женщины — самый любимый и запоминающийся на долгие годы человек. Но Федчука лишь забавляла эта девушка. Ее наивная страсть, мечтания, желания. Сколько он таких перепробовал за свою жизнь — не счесть! И каждой обещал жениться и любить до гроба. Впрочем, как и Тоне.

Федчук сказал ей, что хорошо знает эти места и что где-то в нескольких километрах отсюда находится его родная деревня — Красный Колодец.

Беглецы прошли еще несколько километров…

Вдруг Федчук и Макарова остановились. Невдалеке послышался лай собак. Сердце йокнуло в груди у обоих: неужели немцы?! Но славу богу, это был лай не немецких овчарок, а обыкновенных деревенских шавок. Потянуло и печным дымом. Красноармеец Федчук оглянулся по сторонам. И сразу повеселел, приободрился и удовлетворительно хмыкнул:

«Кажется, пришли. Там моя деревня».

Макарова тоже обрадовалась. Сейчас они с любимым помоются в деревенской баньке, поедят нормальную человеческую еду, сожгут свою армейскую форму, наденут цивильную, станут похожи на обыкновенных гражданских людей и будут искать потом своих: либо партизан, либо регулярные части. Главное чтобы в деревне не было немцев. Но Федчук неожиданно сказал Макаровой:

«Ну, Тося, давай прощаться…»

Макарова сильно удивилась словам возлюбленного. Растерянная улыбка скользнула по ее губам.

«Как прощаться?… Я что-то не понимаю, ты шутишь?…»

Федчук престал улыбаться и принял серьезный вид.

«Какие тут шутки. Я не хотел тебе поначалу говорить, боялся, что ты расстроишься раньше времени, но теперь приходиться признаться. Я пришел домой, а там меня ждет… жена, дети. Я женат, Тося, прости. Поэтому я не могу тебя взять с собой. Извини…»

«Женат, дети…» — словно в сомнамбуле произнесла девушка.

Антонину словно обухом по голове ударили. Она отшатнулась от солдата, глаза ее широко открылись от изумления и боли, она окатила Федчука ледяным презрением.

«Какая ты мразь все-таки», — процедила слова ненависти Тоня. — «Как ты мог?! Использовал слабую доверчивую девушку вместо подстилки в лесу. Так получается? Грелся, спасался от холода, удовлетворял свою похоть — а теперь прощай?! Какая же ты сука, Федчук!.. Любовь… Какая я наивная дурочка… Развесила уши…Какая ты подлая душа…»

«Можешь, как хочешь меня обзывать, а я пошел к своей семье… Я тебя не знаю, ты меня не знаешь. И не вздумай увязаться за мной — все ребра пересчитаю», — с угрозой сказал бывший красноармеец. — «Ты мне еще спасибо должна сказать, что я тебе помог бежать и вывел к нашим, а не к немцам. А попала бы к фашистам — они тебя бы враз расстреляли за побег. Вот так, Тося… Ну, не держи зла, прощай!..»

«Чтоб ты издох, сволочь…» — зло выпалила Макарова.

На эту реплику Федчук уже ничего не ответил, а углубился в лес, в сторону поселка Красный Колодец. Тоня еще какое-то время продолжала стоять на месте и смотреть с ненавистью вслед удаляющемуся любовнику.

Это был ее личностный крах. И такой удар по женскому самолюбию! Так ее никто еще не унижал в этой жизни. Как это больно, горько и противно на душе. Почему ее так предали?! Сначала Родина, которую она любила и уважала больше всех. Она просто взяла и бросила ее, безоружную и неопытную санитарку, на натасканных псов Вермахта. То есть бросила на верную гибель. Не оставив ей никаких шансов на спасение. Потом ее предал первый мужчина, которого она безумно полюбила.

К чему ей теперь жить? Куда идти? Что делать?

Тоня испытывала жуткий голод и апатию. Девушка постояла еще минут десять на опушке и пошла вперед, ничего не боясь. Ей было на данный момент все равно. Если попадет к немцам — то будет служить им. Если к нашим, то тогда продолжит воевать за Родину.