На острие атаки сегодня — Дзюба и Сэм. Сразу обоих великанов выпустили, чтобы толкались, чтобы давили массой, чтобы выигрывали верх. А то бельгийцы… До полуфинала дошли!

Пока шло приветствие, я направился к воротам, закрыл глаза, нормализовал внимание и разжег за грудиной огонь. Разлепил веки, перевел взгляд с нашего Денисова в красно-белом на Лукаку в коричнево-голубом, бьющего копытом и стремящегося в бой. Формы наших команд совпадали цветами, потому бельгийцы надели гостевую.

До начала матча все было тихо-мирно: трибуны посвистывали, футболисты жали друг другу руки, Сэм атаковал Лукаку, на ломаном английском говоря, какой бельгиец крутой.

До чего же четче стал мир! Вместе с тонусом поднялось и настроение, когда жидкий огонь побежал по венам. Теперь главная задача — не пойти вразнос, нормализовать энергетические потоки. Я вдохнул и выдохнул. Уставился вдаль, готовый к противостоянию.

Со свистка началась медленная вязкая игра. Сила на силу, кость в кость, грудь в грудь. Создавать локальное преимущество «по Карпину» не удавалось — бельгийцы тоже смотрели футбол и разбирали наши матчи. Да и скоростные все у них! По фигурам, по массе, по физике — все как Дзюба. Только еще и носятся, как… Даже и не сказать, как кто.

Носятся, носятся…

Игра была равна и шла в основном в центре поля. Минута, пять минут… Привыкли все. Кидались на мяч, ставили заборы, подкаты летели с обеих сторон. Судья вроде и свистел редко, но раз через три. То есть три раза нам, один им. Неужели эти арбитры не понимают, что губят свою карьеру? Или им не хочется так делать, но приказа не избежать? Прилепится прозвище футбольной проститутки — не отмыться же потом!

У бельгийцев вроде 4−3–3, но с выдергивающимся вперед защитником получалось 3−4–3. Вроде семь на семь выходило в центре, и преимущества никакого не было. Но вот трое нападающих…

Опять свисток. Крайний защитник бельгийцев хлопнул ладонью по мячу, показывая, что остановлен. И тут же, чуть приподняв руку, из-под нее резко кинул мяч на противоположный от него угол моей штрафной площади. А там как раз вбегал Лукаку. И двое еще летели, и уже были на линии штрафной, а наших — трое. Вроде три на три — нормально, да? А вот нет. Нападающий, если он классный нападающий, всегда сильнее отступающего защитника. У нападающего скорость, дриблинг. У нападающего, наконец, мяч.

— Топчи! — крикнул я отступающему Руслану, которого поставили вместо Коровьева. — Топчи, смелее, мать твою!

Левый краек с угла штрафной черпачком перекинул мяч дальнему нападающему, на другой угол штрафной. Я шагнул вперед, сокращая угол и готовясь принять мяч. А он не стал бить, а таким же черпачком перекинул через защитника — и прямо на точку пенальти. Центральный же, не останавливаясь, не обрабатывая мяча — бу-бух с лёту!

Я прыгнул, растягиваясь на воротах, но ничего сделать не мог. Когда в одно касание — ничего не успеваешь. В верхний угол ворот мяч влетел под самой перекладиной, как из пушки. И бельгийцы повели.

Заорали, запрыгали. Трибуны тоже заорали, но — возмущенно, засвистели, принялись скандировать:

— Шлюхи! Шлюхи!

Тьфу, зараза! Я сжал голову руками. И ясно, что это — неберучка, но всегда кажется, можно что-то сделать, предвидеть, предотвратить.

Вот тут-то и стало видно, что судья — о-о-очень хитрый человек. Ну не хотел он, чтобы советские граждане выиграли, а может, ему сказали, что не надо советским выигрывать. В общем, свистки в нашу сторону стали звучать ровно вдвое чаще.

Когда наши слишком разбегались, и у ворот бельгийцев стало горячо, начались футбольные злые проказы. Дернуть за футболку, прикрывшись от боковых и арбитра в поле. Долго менять мяч на бровке перед тем, как вбросить. Кувыркаться по полю после каждого подката. Подкат — штука вполне болезненная, хоть и щитки. Но вот так кататься…

У наших нервы: ничего сделать не получалось, надо было как-то менять игру, а игра не менялась, и более того — отодвинули бельгийцы, и снова возня в центре поля, и снова постоянная опасность резкого выпада. А бегать они умели…

Взяв мяч, летящий чуть ли не из центра поля, я кинул его правой рукой левому крайнему. Зинченко сходу, слёту, верхом послал его на двух наших столбов. Сэм задержался, принимая, а Дзюба рванул вперед. Сэм, не опуская мяч на землю, кивком головы отправил его вперед к воротам бельгийцев. Дзюба как почувствовал, обернулся, принял на грудь, опустил на ногу и с разворота мимо встречающих его защитников — в верхний правый угол. Вратарь только проводил мяч взглядом. Удар сильный, удар точный — такие не берутся.

Вот и опять ничья. И снова толкотня в центре, и не видно никакого преимущества ни одной из команд. Да еще судья… Ну упал, ну кричит футболист — так ты сходит и посмотри! Нет, свисток опять в пользу бельгийцев. А ничего не было!

И так раз за разом, дергал и дергал. А уж когда свистнул, чтобы мяч из-за боковой перекинули, да еще и отдали! Это как? Мастера спорта, что ли, неправильно мяч вбрасывали? Ну, блин…

— Осторожнее! — кричал я своим. — Осторожнее! Судья три-два раз!

Как сглазил. Очередной накат на наши ворота, очередное столкновение с защитником — и упал, как подкошенный, центральный нападающий бельгийцев. Мол, это его набежавший сбоку Зинченко срубил… Это даже не смешно, Антон легче как минимум вдвое! Желтая карточка. Пенальти.

Взвыли трибуны, разразились проклятьями и свистом, на поле полетели смятые банки из-под колы.

— Бельгийские шлюхи! — заорала какая-то женщина.

На точку вышел относительно невысокий мускулистый мулат с дредами, как у Хищника. В той реальности не помню этого паренька, наверное, новенький, молодой и резвый.

Я пожелал знать, чего он хочет больше всего на свете и включил эмпатию, но мыслил парень на языке, который я не знал. Включаться нельзя, вся надежда на скорость реакции. Я потер ладони, приготовился, максимально напрягшись. Мулат два раза зыркнул в правый верхний угол.

Слишком откровенно. Наверняка замыслил подлость! Но куда он хочет бить? Смотрит только на правый угол. Отводит меня от истинной цели? Точно. Интересно, куда ударит?

Я не дергался до самого момента удара. Прыгнул к мячу, смещаясь вправо. И даже коснулся пальцами! Но удар был сильный, и мяч залетел в ворота. Бельгийцы повели. 2:1. Иногда банан это просто банан, на то и был расчет: что я заподозрю подвох в бесхитростности.