накопителями, и биография Екатерины Великой – тому яркое подтверждение. О женщинах-потребителях можно вообще не говорить: этим симпатичным для них качеством обладают буквально все представительницы слабого пола.

Говоря о потенциальных возможностях женщин в деле государственного правления, следует не забывать о том, что значительный промежуток человеческой истории люди жили при матриархате, память о котором надежно сохранилась в тайниках женского генофонда, периодически порождая в прелестных созданиях страстное, а иной раз страшное желание править племенами, государствами, империями и планетой в целом. Бывает, что эти желания оправданы внешними и внутренними качествами претенденток, и они, взяв власть, правят на радость людям.

Была ли таковой Софья?

Нарышкины не обратили внимания на поведение царевны, занялись решением своих внутренних проблем, не успели их решить (кто из них будет главным при малолетнем царе), как голос подали стрельцы. Еще при Федоре Алексеевиче они писали челобитную на своих полковников.

Иван Максимович Языков тогда повелел наказать челобитчиков. Их отстегали кнутом, выдворили из Кремля. Перед смертью Федора Алексеевича стрельцы в составе полка били челом царю на своего начальника. Языков не осмелился отдать приказ пороть весь полк, разобрал дело, наказал полковника.

Теперь, по воцарении мальчика Петра, в Кремль явились стрельцы с челобитной на всех начальников, числом шестнадцать. Бояре с перепугу пошли стрельцам на уступки. Полковников приговорили к суровому наказанию и правежу. Стрельцы остались довольны. В их присутствии, под их «руководством» двое палачей в течение восьми дней били батогами бывших военачальников. Непростительная глупость! Расправа над полковниками породила в душах вояк неутоляемое чувство вседозволенности.

Артамон Сергеевич Матвеев, прибывший из ссылки в Москву, сказал с грустью: «Если дать им хоть немного поблажки, то они дойдут до крайности». Но поблажку им уже дали, и немалую. Матвеев опоздал. Нарышкины совершили в первые дни правления Петра грубейшие ошибки. Ими воспользовалась властолюбивая Софья. Ее люди ходили к стрельцам, говорили о том, что Петра избрали на царство незаконно, что он не даст им ни денег, ни корма, что отправят их на тяжелые работы, а православную веру искоренят. Тем же маршрутом ходила некая Федора. Она раздавала стрельцам деньги от Софьи Алексеевны и нашептывала небылицы, одна нелепее другой.

Стрельцы верили им. Почему? Может быть, в России пришло время «солдатских императоров»? Нет, до Севера и Каракаллы, Максимиана Фракийца и Галлиена Российской державе было недалеко. Но стрельцы почувствовали слабинку в действиях Нарышкиных, увидели денежки, пока еще маленькие, поняли, что, поддержав Софью, они получат больше, и решили действовать.

Милославские действовали взвешенно, продуманно. Боярин Иван Михайлович из дома не выходил. К нему тайком наведывались новые полковники, выслушивали его, возвращались к стрельцам и говорили им, что Нарышкины готовят расправу над челобитчиками, хотят разослать стрельцов по городам.

И стрельцы верили Милославскому, и ненависть к Нарышкиным росла. 14 мая стрельцам сообщили «страшную новость». Будто Иван Нарышкин в царском одеянии воссел на трон, надел на себя венец и стал громко кричать: «Эта одежда и царский венец мне подходят лучше, чем кому бы то ни было». Вдова Федора, Иван Алексеевич и (конечно же!) Софья стали бранить его. Нарышкин бросился на Ивана и стал его душить. На крик о помощи прибежали воины и спасли царевича.

Они и этой сплетне поверили. Спали они в ту роковую ночь мало. А в полдень 15 мая кто-то в толпе стрельцов крикнул: «Нарышкин задушил царевича Ивана!» И толпа взорвалась. С оружием в руках стрельцы бросились в Кремль. Кто-то вспомнил: «Царевича Дмитрия сгубили 15 мая, и царевича Ивана!» Это подлило масла в огонь. Стрельцы бежали шумно.

Ворота в Кремль закрыть не успели. Там мирно стояли кареты бояр, собравшихся обсудить сложившееся положение. Бояре в подобных случаях всегда опаздывают.

«Нарышкиных!» – яростной нотой взвыл воздух, и полетели вверх колесами кареты, а вместе с ними и кучера.

Бояре в ужасе забегали по дворцу: «Что же делать?!»

Делать им теперь было нечего. Теперь пришло время стрельцов. Короткое время, как удар дубины по беззащитной голове, и потому очень страшное.

«Иван Нарышкин задушил Ивана Алексеевича! – Отдайте нам Нарышкиных!»

Как ловко сработала Софья, смелая девица. В такие игры с буйным воинством играть не решались даже самые бесшабашные из мужиков. А тут на тебе – царевна Софья возбудила дикие живодерские инстинкты толпы.

Некоторые бояре, самые везучие, выбежали из Кремля. Царица Наталья по совету Матвеева и Иоакима взяла за руки Петра и Ивана Алексеевичей и вышла на Красное крыльцо.

«Вот они, оба царевича. Их никто не думал убивать». Стрельцы опешили. Они зашли слишком далеко. Злоба их распалила. Не поверили они, спросили: «Ты есть прямой царевич Иван?» Иван Алексеевич ответил им: «Да, я Иван, сын Алексея Михайловича. Никто меня не собирался убивать. И врагов у меня нет».

Могли стрельцы здесь поставить точку? Нет. И не только Софья была в том повинна, а упоминаемый уже неоднократно Собор служилых людей. Стране нужна была новая армия, новые взаимоотношения между царем и армией. Стрельцы – у них было много от казацкой вольницы! – России больше были не нужны. И они с этим смириться не могли. Софья предложила им шанс отличиться. Они, не подумав, куда заведет их игра с этой авантюристской (почему-то ее так редко называют, хотя все ее действия авантюристичны), ринулись в бой.

«Пусть Петр отдаст царский венец старшему брату! – стрельцы поставили себя вне закона и тут же пошли дальше. – Выдайте нам Нарышкиных; мы весь их корень истребим! Царица Наталья пусть идет в монастырь!»

Это был бунт, возглавляемый Софьей Алексеевной Романовой, но справиться с ним Нарышкины не могли. Патриарх сделал несколько шагов вниз по ступеням Красного крыльца, пытался вразумить стрельцов.

«Не нуждаемся в советах! Пришло наше время! Мы сами разберемся, кого ставить на престол!» – крикнули стрельцы и рванулись на Красное крыльцо. Начался самосуд.

Начальник Стрелецкого приказа пригрозил стрельцам виселицей и полетел на копья. Уже мертвого его изрубили на куски. Рядом с царицей Натальей и Петром стоял Артамон Сергеевич. Если судить по тем сведениям, которые дошли до сего дня, то можно сказать определенно: зла он людям не желал, но в тот момент, когда Софья пошла в атаку на Нарышкиных, он не имел возможности, говоря военным языком, организовать оборону.

Стрельцы схватили его. Князь Черкасский вырвал боярина из их рук, накрыл собой. Воины, еще не совсем озверев, Черкасского убивать не стали, лишь избили, сорвали с него одежду, подняли Матвеева и бросили его на копья. Тяжелую жизнь прожил Артамон Сергеевич. Но даже в Пустозерске ему не было так тяжело, как на копьях стрельцов. Впрочем,