Клиника занимала в моих мыслях все больше места. Даже теперь я помню первые роды, которые сама приняла в то лето, первый эпилептический припадок, который мне довелось наблюдать. Помню я и прелестную русскую девочку — она так ослабла, что родители принесли ее на руках. Сердце у малышки стучало, как бешеное, а бледная кожа, когда София слегка сжала ее, с трудом расправлялась обратно, как у старухи.

— Обезвоживание. Возможно, из-за холеры, что не редкость в русских кварталах. Ирма, найдите переводчика. Девочке надо давать по двадцать пять капель настойки опия каждые четыре часа, и как можно больше послащенной воды. Родители должны кипять всю воду, какую она пьет, и сами постоянно мыть руки.

Они внимательно слушали переводчика, кивали и вслух повторяли предписания.

Спустя две недели в клинику ворвался веселый ребенок, розовый, сияющий. Малышка притащила два пирога, один для меня, другой для Софии.

— А ваша София может лечить пеллагру? — с надеждой спросила мадам Элен, когда на другой день мы ели этот пирог за ланчем вместе с ней и Симоной.

— Нет. Она говорит, что бедняки страдают от нее больше всех. И что многое зависит от климата и от времени года. Мы не знаем, откуда приходит пеллагра и почему. Мы так многого не знаем: как лечить паралич, слепоту, больное сердце, как бороться с туберкулезом и раком. Нам неизвестно, почему одни дети рождаются здоровыми, а другие калеками.

— О том, чего не знаешь, лучше и не тревожиться понапрасну, — изрекла Симона, стряхивая с колен крошки пирога.

— Я знаю, как сшить платье, которое заказала мне леди, — сказала мадам. — Чего я не знаю, так это понравится ли оно ей на примерке. Как думаете, Ирма? Понравится миссис Коули красновато-коричневое? Ирма, вы слышите?

— Простите, мадам. Какое?

— Красновато-коричневое прогулочное платье, с льняным жакетом. Понравится ей? Помните бальное платье из дымчатой камки? Она нас три раза заставила тогда рукава переделывать.

— Да, понравится, — быстро ответила я. — Возможно, с пуговицами из слоновой кости.

— Из слоновой кости? Хм. А где взять самые лучшие?

У Якоба, предложила Симона. Мадам ответила, что лучше у португальца Альфонсо, ему их поставляют напрямую из Африки. А я думала о том, как София лечила хинином негра из Нового Орлеана, больного малярией. Мы с его женой и сыном стояли у постели, обливаясь потом от духоты, а он просил накрыть себя еще одним одеялом и дрожал так сильно, что койка дребезжала на деревянном полу и зубы стучали, как молоточки.

— А они не сломаются? — в ужасе спросил мальчик.

Я попыталась вставить матерчатый жгут ему в рот, но мужчина отмахнулся от меня.

— Не обращайте внимания на зубы. Давайте ему вот это, — София протянула его жене маленькую бутылочку с хинином. — Но это все, что у меня есть. Вам придется купить еще.

Хинин недешев, с горечью сказала она мне, когда мы шли к следующему пациенту. Похоже, этот бедняга так и умрет от малярии. Если бы в деревне Розанны был хинин, она по-прежнему жила бы со своей семьей.

— Ирма! — воскликнула мадам. — В третий раз вас спрашиваю: вы купите пуговицы у португальца?

— Да, мадам. Конечно.

В понедельник я пошла к нему и выторговала хорошую скидку. А вечером мы ходили с Софией по вызовам в бедном районе к северу от Максвелл-стрит. Неожиданно на лестнице нас остановила ярко одетая, слегка горбатая молодая женщина.

— Мой муж… — начала она. Женщины-соседки приглушенно хихикнули. — Мой муж, — настойчиво повторила она, — дрожит и говорит, что в глазах все плывет.

— Вот тоже, новость. Он же пьян, Дэйзи. Напился, так и не видит ни черта, — крикнул кто-то.

— Джейк не пьян, — упорно твердила женщина. — Он не выходит из дома последние три дня. И все время пьет воду, а жажда не проходит. Я так боюсь, леди. С ним никогда такого не было.

София поставила саквояж на ступеньки и прислонилась к стене, чтобы заодно передохнуть.

— А как он дышит? — спокойно осведомилась она. — Как обычно или по-другому?

Женщины, высунувшиеся уже изо всех дверей, сердито загалдели: у одной сильно кашлял ребенок, другая жаловалась на режущую боль в животе. Плотник сломал запястье, у его соседа нога болит так, что наступить невозможно. Женщина со второго этажа истощена утренними рвотами, и младенец в животе что-то совсем не растет.

— Дышит он всегда одинаково, — заявила долговязая старуха, перегнувшись сверху через перила. — Перегаром от виски.

— Да говорю вам, Джейк не пьян, — закричала Дэйзи.

Она с негодованием оглядела толпу. Я подумала, что тени у нее вокруг глаз совсем черные от усталости и переживаний.

— Он бросил это. Дал зарок в прошлом месяце и больше в рот не берет. — Она обернулась к Софии. — Дышит он по-другому. Запах изо рта странный, как будто лекарство принял.

— Пойдемте, Ирма, — вздохнула София.

Под рассерженные вопли соседей мы пошли за Дэйзи в однокомнатную квартиру на пятом этаже.

— Спасибо, леди, спасибо вам. Он совсем не такой плохой, как они говорят. — Дэйзи распахнула дверь и крикнула: — Джейк, леди-доктор пришла!

Высокий мужчина лежал навзничь на узкой койке, отвернув лицо к стене, тело его подрагивало. На руках большие красные пятна, кожа на спине обвисла, как будто плоть под ней истаяла. Потные завитки песочных волос на голове свернулись кольцами, точно шерсть у барана. В ведре возле кровати болтается в воде грязная кружка.

София подошла и мягко взяла мужчину за запястье, нащупывая пульс.

— Он похудел в последнее время?

— Да, он ничего не ест, только пьет и пьет, и прошу извинить, мадам, все время писает. На работу перестал ходить. Говорит, что боится упасть на лестнице. Сейчас не поверишь, но он был крепкий, сильный мужчина, пока не начал таять прямо на глазах.

— Он жаловался, что где-нибудь болит?

— Нет, ничего не говорил. Я сначала думала, это обычная лень, но сегодня утром он пошел пописать и упал прямо там на пол. Как младенец, слабый стал, как младенец. Я перетащила его на кровать, и с тех пор ему все хуже и хуже.

— Почему вы не позвали врача?

— Он бы мне не разрешил. Говорит, он этого не заслуживает. А потом я услышала, что мальчишки кричат — идет итальянская леди-доктор, а Джейк как раз заснул, ну я и подумала, что успею вас перехватить, пока он не начнет снова вопить на меня. Только он больше не вопит, а лежит вот так и трясется, и прямо исчезает на глазах.

Она утерла слезы рукавом.

— Дэйзи, у вас дома есть что-нибудь сладкое? Мед или сахар, леденец?

Она с удивлением поглядела на Софию.

— Нет. Но есть овсянка и овощи. Какое нужно лекарство, чтобы он выздоровел? Я могу заплатить. Я раздобыла немного денег… — она замялась, — вчера ночью.