Он влетел в окно, приземлился на ноги на ярко-синий ковер рядом с кроватью в форме гоночной машины и сразу же отцепил обвязку. Питер сжался в комок, крепко зажмурившись и закрыв уши руками. Ручка двери была заблокирована табуреткой. Снаружи в дверь ломился один из злоумышленников – сильно, но не слишком громко. Они явно не хотели потревожить соседей.

Едва Эван приземлился, как глаза Питера открылись. Мальчик буквально замер, запустив руку в светлые волосы.

– Срань господня, – сказал он.

Эван прижал палец к губам.

С другой стороны двери раздался голос.

– Что ты можешь сделать, так это вернуть мне четыре чертовых года моей жизни. – Следом за этим послышался требовательный шепот: – Вытащи пацана из спальни. Быстро!

Дверь продолжала сотрясаться под ударами. Затем раздался другой голос, приглушенный деревянным полотном.

– Слушай, пацан, открой дверь. Или я ее выбью.

– Мы не будем выбивать двери, – послышался голос первого. – Открой двери, или мы сломаем твоей маме пальцы.

Из-за двери донеслись звуки борьбы, затем крик Мии:

– Не смей этого делать!

Ее тут же заставили замолчать.

Послышался звук удаляющихся шагов: один из мужчин, видимо, отошел, чтобы помочь своему напарнику справиться с Мией.

Эван бесшумно убрал стул от двери и поставил его на ковер. Едва он отвернулся, Питер схватил его за руку.

– Мне страшно, – хрипло прошептал мальчик.

– Не бойся. – Эван медленно повернул дверную ручку. – Теперь все будет хорошо.

Он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Мия отбивалась изо всех сил, мужчины пытались удержать ее. Мартс держал женщину сзади, одной рукой закрывая ей рот, а в другой сжимая пистолет сорок пятого калибра – но оружие было направлено дулом в пол, а не в голову Мии, и Эван счел это хорошим знаком. Еще одним хорошим знаком было отсутствие глушителя. Последнее, что стал бы делать Мартс, это палить из пистолета в здании. Это было также последнее, чего хотел бы Эван, учитывая большую вероятность ближнего боя и наличие заложников. Держа пистолет в кобуре, он выскользнул в дверной проем.

Мия отбивалась руками и пиналась. Алонзо пытался удержать ее за ноги.

Эван подкрался к нему сзади и, похлопав по плечу, сказал:

– Прошу прощения.

Алонзо удивленно обернулся.

Плечевой сустав – это по большей части миф. Это не столько сустав, сколько сочленение, удерживаемое мышечной тканью и хрящами. Чрезвычайно подвижное. И крайне уязвимое.

Алонзо все еще поворачивался, раскрыв рот от удивления, когда Эван обрушил свой кулак на его левую ключицу. Сокрушительный удар раздробил ее, будто обеденную тарелку о наковальню. Алонзо обмяк, упал на пол и больше не двигался. Эван увидел округлившиеся глаза Мии. На ее лице застыло удивление – еще более сильное, чем у Мартса.

Мартс дернул ее в сторону, вскидывая пистолет, но Эван перехватил его запястье и развернул, выворачивая локтевой сустав. Локоть преступника приглушенно хрустнул, пистолет выпал из разжавшихся пальцев, и Эван подхватил его в полете и разобрал на запчасти. Он не остановился ни на секунду, и вскоре детали разобранного пистолета посыпались на ковер: затвор, пружина, ствол, рама, обойма.

Мартс атаковал Эвана прямым ударом. Тот развернулся, уклоняясь, а потом выпрямленными пальцами ударил его в глаза приемом биу джи. Злоумышленник издал вопль – не звериный и не человеческий, похожий на какой-то хлюпающий звук, будто схлопнулось что-то мокрое. Мартс отпрянул. Эван поймал его за повисшую плетью руку, развернул и сделал сзади полицейский захват. Шея Мартса оказалась между предплечьем и бицепсом Эвана, его левая рука упиралась преступнику в затылок.

Алонзо хрипло застонал у ног Эвана, лежа лицом на ковре. У него на шее напряглись сухожилия. Мия отползла подальше и уперлась спиной в диван. Ее ноги все еще скользили по полу, на лице была смесь ужаса и восторга.

Мартс дернулся, пытаясь вырваться из захвата.

– Придурок, ты вообще представляешь себе…

Эван сдавил его шею левой рукой, пережимая сонную артерию. Мартс обмяк в его руках.

Эван разжал хватку, и через мгновение Мартс пришел в себя.

– Мы закончили? – спросил Эван.

– Нет, мы, черт возьми, не за…

Эван снова сдавил его шею.

Мартс опять обмяк.

Эван отпустил шею.

Мартс пришел в себя.

– Готов меня слушать? – спросил Эван.

– Я послушаю, как ты…

Все повторилось снова.

– Ладно, ладно, я слушаю! – крикнул на этот раз Мартс, едва пришел в себя.

– Нужно, чтобы вы оба слушали. Ясно?

Эван поставил ногу на поврежденное плечо Алонзо, и тот выгнулся на полу, будто его било электрическим током, и яростно закивал головой.

– Есть два варианта, – продолжил Эван. – Вы спускаетесь вниз на служебном лифте к парковке, тихо и спокойно. Или я выбрасываю вас в мусоропровод. Что выбираете?

– Служебный лифт, – выдавил из себя Мартс.

Эван поднял Алонзо на ноги, и тот, пошатываясь от боли, встал рядом с напарником.

Мия перебирала ногами, пытаясь взобраться в диван.

– Не вызывай полицию, – сказал ей Эван. – Пожалуйста. Я сейчас вернусь.

Мия уставилась на него пустыми глазами. Ее грудь вздымалась в судорожных всхлипываниях, а разум, казалось, находился в другом месте.

– Хорошо? – спросил Эван.

Ее кивок напоминал конвульсию.

Эван поволок преступников к входной двери. Мия поползла в спальню Питера. Эван выглянул в глазок, проверяя коридор, а затем вытолкнул обоих мужчин наружу. Закрывая за собой дверь, он услышал приглушенный плач Питера и тихий голос Мии, пытавшейся его успокоить.

Поездка на служебном лифте к парковке прошла без инцидентов. Алонзо тяжело дышал. Мартс потел. Они были готовы к сотрудничеству, будто сломленные военнопленные.

Эван вынул из переднего кармана штанов Мартса ключи.

– Твоя машина, – произнес он, – где она стоит?

– В той стороне, в двух кварталах.

Они пересекли парковку и вышли через боковую лестницу. Мартс и Алонзо брели, дрожа от боли. Это было похоже на сцену из «Ходячих мертвецов».

Окна квартир были освещены, но пешеходов на улицах не было – одно из преимуществ переполненного машинами Лос-Анджелеса. Эван, Мартс и Алонзо дошли до машины – побитого «бьюика» – без происшествий. Эван открыл багажник, вынул оттуда запасное колесо и выкинул его на бордюр.

– Нет, – сказал Мартс. – О, нет!

– Пожалуйста! – взмолился Алонзо.