на меня вылили ведро ледяной воды. Висел за вытянутые руки, привязанные к какой-то цепи, под потолком и еле касался кончиками пальцев пола. С голым торсом и босиком, чувствовала как сковывает холод. Глаза заплыли, с трудом смог понять, что вокруг меня склад. Осмотрелся по сторонам, заметив Алису, спящую на раскладушке у дальней стены. Надеялся, лишь на то, что ее не тронули и Мандаринка в безопасности.

И тут передо мной вырос отец. Смотрел так, словно я мусор, грязь под блестящими туфлями. Не скрывал эмоций. Во взгляде явно читалось не только отвращение, но и ненависть. Что ж, папа, это взаимно.

— Забирайте, — сказал кому-то и пошел прочь.

— Алису отпусти, ты старый ублюдок! — кричал ему вслед. — Будь мужчиной, хватит издеваться над девушкой!

Цепь ослабили и я практически рухнул на пол. Меня тащили по полу за тяжелые звенья, словно пса. Упирался в бетонный пол ногами, но лишь сдирал голую кожу в кровь. Протащили до места где спала Алиса. Похоже она находилась под действием чего-то, иначе как можно объяснить то, что девушка не реагирует на этот адский шум. Те доли секунд, что мне удалось взглянуть на нее, не успел заметить на девушке следов насилия. Она спала безмятежным сном. Молился, чтобы только она была в порядке.

Меня затащили в комнату, расположившуюся в углу помещения и кожу сразу защипало от холода. В воздухе стоял запах мороженного мяса. С потолка болтались освежеванные туши скота. Меня проволокли через завешенную тушами камеры до тупика и там снова накинувшись вчетвером. Били меня долго. Пинали куда придется, потом кто-то взял какой-то твердый предмет, пройдясь им по всему корпусу. Это продолжалось до тех пор пока я не перестал чувствовать боль. На последок, накинули на шею цепь цепь, на которой болтался до этого и душили. Перед глазами стоял образ Мандаринки до тех пор, пока мир не померкнул. Во мне просто не оставалось сил бороться за жизнь дальше.

Поэтому появление в больнице соучастника моего убийства, не вызвало теплых эмоций. Настороженно наблюдал за здоровым мужиком, стриженным под ёжик, решив, что эта мразь пришел меня добить. Лишь позже узнал, что именно он вытащил меня из той морозилки, когда уже с трудом прощупывался пульс, сказав остальным, что я мертв.

Поступок его казался странным. Сначала я думал, что он просто очень сердобольный попался. Потом выяснилось о причастности к этому чуду Давида. Конкурент отца успел подкупить кое-кого из его людей. Пожалели меня лишь потому, что я был нужен ему живым. И пусть сначала я не понимал для чего именно. Зачем он возится со мной, ставит на ноги, но при этом держит в запрете и не дает ни с кем выйти на связь. Хотя Давид сам не приходил ко мне. Видимо боялся, что узнают о нашем знакомстве. Но разговаривал по телефону через своих людей регулярно.

Только когда взорвалась машина отца, все встало на свои места. Геворкян нужен был папин бизнес целиком. Для этого ставил меня на ноги, чтобы я предстал перед Алисой живой и невредимый и уговорил её, как единственную наследницу, отказать от ненужного балласта в виде завидного бизнеса. Не просчитал он лишь одного, что Мандаринка теперь под пристальным вниманием детективов, расследующих гибель крупного бизнесмена.

Мне же месяцами не давали связаться с Алисой. А я мечтал, увидеть ее еще хотя бы раз и желательно счастливой. Думал, что финал этой истории предопределен. Лишних свидетелей всегда убирают. Не рассчитывал Давид, что карма настигнет его в этой жизни. О его аресте узнал, когда все тот же мужик, вытащивший меня из холодильника пришел вместе с парой агентов за показаниями.

Двойной агент Калинин несколько лет скрывался среди людей отца. Володя оказался не таким чистым, как пытался казаться. Подкуп, шантаж, избиения, похищения, незаконный захват чужого бизнеса и финансовые махинации. В общем, папаша использовал все те же старые проверенные в девяностые методы. И Давид так не вовремя попался на глаза правоохранительным органам. Оставалось только пожалеть беднягу.

Когда зажили кости и закончилась история с дачей показаний, меня наконец-то отпустили к домой на Родину. Я побоялся звонить Мандаринке. Прошло столько времени с нашей последней встречи. Знал через что она прошла и как тяжело ей дались последние месяцы. Поэтому набрать номер телефона, после того, как она месяцами считала меня погибшим, и как ни в чем не бывало спросить «как дела», не получалось. Такой привет с того света, вряд ли можно стойко перенести. И я даже не смогу обнять ее и поцеловать, успокоить, сказав, что наконец-то все закончилось и теперь она в безопасности. На самом деле я боялся быть отвергнутым. После тех ужасов, через которые прошла моя девочка, не удивился бы такому развитию событий. Но и сдаваться не входило в планы.

Борисыч обрадовался моему возвращению. Даже плакал, когда увидел меня на пороге зала на Родине. Не хотел старик улетать из штатов, пока не отыщет меня. Но с него взяли подписку о не разглашении и рассказали, что со мной все в порядке. Лишь увидев меня воочию, тренер успокоился.

Мама проплакала сутки, что я провел с ней и не отпускала меня от себя ни на шаг. Эти три месяца прошли для нее под действием успокоительных. Мало того, что я пропал без вести, так проклятые журналисты осаждали ее с просьбой дать интервью. Но теперь я вернулся и ни одна сволочь больше ее не потревожит. Сказав родительнице, что должен решить самый важный вопрос в моей жизни, полетел в родной город Алисы, находящийся глубоко в Сибири. Не мог уснуть, предвкушая и волнуясь перед встречей. Боялся встречи, потому что боялся потерять её навсегда.

И вот сижу на кухне, в родительском доме Мандаринки напротив её мамы и папы, пью чай, смущаясь под исследующим взглядом её отца. Когда я позвонил в домофон, они не хотели впускать. Да и мало ли психов добиваются внимания их дочери. Привыкли наверное. Но так легко я не собирался сдаваться. Остался дежурить перед их воротами, решив ждать Мандаринку столько, сколько потребуется.

А затем её отец вышел ко мне, молча заглядывая в глаза. Суровый высокий голубоглазый мужчина. Коротко подстриженные седые волосы, офицерская выправка и небольшой возрастной живот. Мандаринке достались его глаза и уменьшенная копия носа. Пристально рассмотрев меня, попросил предоставить паспорт. Под его взглядом я был готов сделать все что угодно, лишь бы