Витя взял нож, а я сделала шаг с намерением вмешаться, ужочень натурально они все разыграли. По крайней мере, Олег, как и я, поверил,поднял голову и торопливо заявил:

– В подполе.

– А подпол где? – нахмурился Витя.

Олег ткнул пальцем в пол возле русской печки, и мы увиделилаз с металлическим колечком на крышке.

– Проверь, – кивнул дядя Жора, не сводя глаз с Олега.Морячок подошел, потянул люк и заглянул вниз, я тут же подскочила и позвала:

– Марья!

В ответ ни звука, и темень внизу – хоть глаз выколи.

– Свет-то здесь есть? – спросил морячок.

Свет был, лампочка вспыхнула, осветив большой подпол сподпорками из кирпича. Возле одной из них сидела Марья. Рот ее залепленскотчем, по этой причине она невнятно мычала, а глаза таращила болееобыкновенного.

Помимо того, что она была привязана веревкой к подпорке, ейеще руки и ноги связали, так что положение ее иначе, как бедственным, неназовешь. Морячок присвистнул, а я бросилась к Марье и первым делом сдернуласкотч. Марья даже не взвизгнула, хотя я-то знала, как болезненна сия процедура.

– Вот христопродавец, – вместо этого заявилаона. – Кому верить на этом свете?

– Ты кого имеешь в виду? – не поняла я.

Морячок подскочил с ножом и очень ловко разрезал всеверевки. Марья попыталась встать и первым делом ткнулась лбом о поперечнуюбалку; я крикнула: «Осторожно», но опоздала.

Стоять здесь в полный рост было нельзя, приходилосьсгибаться в три погибели, и мы поспешили покинуть подпол, Марья шла с трудом,потому что конечности у нее затекли, она несколько часов находилась сосвязанными руками и ногами, но это не помешало ей наброситься на Олега. Сначалаона заехала ему кулаком в нос, как обычно забыв про заповеди, а потом ухватиласковородку, но боевой порыв пресек дядя Жора. Он водворил сковородку на место,а Марья в досаде плюнула. Тут я жалобно сказала:

– Я ничего не понимаю.

А Марья ответила:

– Чего не понять? Иуда он. Самый что ни на есть Иуда, похуженашего Сереги будет, царство ему небесное.

– Давай по порядку, – видя, что я продолжаю хлопатьглазами, предложил дядя Жора.

– Звоню я вчера этому мерзавцу, – начала Марья. –Вы все уехали, а мне тоска зеленая, дай, думаю, узнаю, как дела у Олега. А онмне: надо срочно встретиться. Я думала в больницу ехать, а он мне: за больницейследят, но я постараюсь уйти незаметно. Совершенно мне мозги запудрил. Я хотелатебе позвонить, а он: опасно, ее телефон, возможно, прослушивают. Я со всех ногпонеслась на проспект Гагарина, где он ждать его велел. Прибегает этот гад иопять мне по ушам ездит: вроде есть человек, который знает, кто Серегу убил. Сним встретиться надо, но Олег один ехать боится, а никому рассказывать овстрече мужик не велел. Вот какой гад, Олег я имею в виду, совершенно менязапутал. Взяли такси, пять раз пересаживались, следы заметали, пока не приехалив Красное. Входим в дом, мне и в ум не шло, что это порождение ехиднино что-тозамыслил, ведь он на нашей стороне. Стал меня чаем поить, сидим, пьем, мужикаждем. Видно, он какую-то дрянь мне подсунул, я еще подумала, что это чай такойпротивный, и тут вдруг бац – и я в отключке. А в себя пришла уже связанная.Перепугалась до смерти, а главное, ничего не понимаю, чуть с катушек несъехала. Ведь это уму непостижимо… Уж не знала, что и решить. Может, думаю,маньяк какой, начнет меня на куски резать… Где туалет? – неожиданнозаорала она.

– На дворе, – испуганно ответил Олег, и Марья опрометьюбросилась за дверь.

Я спросила:

– Ты что, с ума сошел? – Вопрос адресовалсяОлегу. – Зачем ты Марью похитил? Подожди, так это ты мне звонил? Ты деньгитребовал?

Тут Олег перестал рассматривать стол, выпрямил спину и свызовом заговорил:

– А почему бы и нет? Когда я был тебе нужен, ты мне глазкистроила, а как в больнице оказался, так побоку.

– Когда это я тебе глазки строила? – удивилась я ипунцово покраснела, отчего страшно разозлилась, потому что выходило, что якобыесть за мной какая-то вина.

– Строила, – съехидничал он.

– Хорошо, пусть так, – нахмурилась я. – Марья-тоздесь при чем?

– При том. Я хочу свои деньги.

– Какие? – растерялась я.

– Обыкновенные. Я жизнью рисковал, мне голову пробили…Может, я даже инвалидом останусь, и что – просто так?

– Зря ты из больницы сбежал, – сказала я, понаблюдав заним. – Какие у меня деньги? Откуда? Ты же знаешь, муж мне денег неоставил.

– Ну и что, – набычился он.

– Как «что»? Где же я их возьму, по-твоему? Да еще такуюсумму?

– А папаша? – спросил он, поставив меня своим вопросомв тупик.

– Какой? – растерялась я, косясь почему-то на дядюЖору.

– Папаша из Америки, что тебе наследство оставил. Да и этот,похоже, не бедный, – зло фыркнул он, кивнув на дядю Жору. – Мог быпомочь, если уж у вас большая любовь.

– Какая любовь? – возмутилась я. – У тебяформенное сотрясение. Какой еще папаша из Америки?

– Какое наследство? – спросила Марья, неожиданновозникшая из-за моей спины.

– Такое, – скорчил рожу Олег и отвернулся.

Тут поднялся Витя, взял в правую руку нож, а левой ухватилОлега за ухо. Тот вроде бы в его намерениях слегка усомнился, но буквально напару секунд, затем взвизгнул, дернулся и сообщил:

– Твой отец умер. В Америке. И оставил тебе наследство. Егоадвокаты тебя разыскивают. Они обратились в нашу контору, в бумагах был твойпрежний адрес и девичья фамилия. Почту обычно я просматриваю, и письмо это…

– Заныкал, – подсказала Марья. – Письмо когдаполучил?

– В тот день, когда вы в первый раз пришли к нам.

– Все ясно, – вздохнула Марья.

Теперь и мне стало ясно. Когда мы явились, Олег еще не знал,что я та самая наследница, которую надлежит найти. На следующий день он навелсправки и позвонил мне. Про наследство он ничего не сказал, зато сразу сталнамекать на чувства. Может, рассчитывал, что я в тяжкой позиционной войне смужем проникнусь к нему и он займет место мужа.

– Но стоило появиться этой темной личности, как ты всезабыла. Вот она, женская благодарность, – закончил он с большой обидой.