с дипломом престижного вуза, мое поступление и... Артём Истомин.

Я несусь вниз по лестнице, в помещении нет кислорода, дышать нечем.

Пётр сказал, что, встреться мы с Истоминым при других обстоятельствах, могло бы что-то получиться.

У меня и Артёма. По-настоящему. Любовь!

Рыдаю, губы тру, которые Истомин целовал. Знал бы — не притронулся.

Рыдаю.

Рыдаю.

Не будь я шлюхой, могла бы ему понравиться.

По-настоящему понравиться!

Его бывшая заявила, что лучше бы Артём умер. Я бы постоянно говорила, что он самый лучший, самый нужный, мой единственный. И другого не надо. Берегла бы его, заботилась.

Никогда этого не будет.

Кричать хочется от боли и ужаса. От бесконечной тоски.

Я всё потеряла, упустила. Я всё испортила!

Каждый день вспоминала наши общие моменты. Поцелуи, объятия. Шутки, смех, наигранно обиженные взгляды Артёма. И постоянное внутреннее ощущение, что нравлюсь. Сильно-сильно. Лелеяла эти дни, хранила у сердца.

Сегодня выяснилось, что мы бы с Артёмом встретились без Адель, без всей этой грязи. И я не знаю, как пережить охватившее отчаяние.

Холодно. Забираю в гардеробе куртку, заматываюсь в шарф, но не могу согреться, пока такси жду, а потом домой еду.

В квартире тоже холодно. Батареи горячие — не притронуться, но по телу по-прежнему озноб. Зубы стучат. Я вновь губы остервенело тру, поверить не могу, что Артём поцеловал меня.

Мечусь по комнате, руки заламываю.

Увидела его, и замерзшее сердце вдребезги. Я каждый день об Артёме думала с утра до ночи. И вот он стоит.

Нас-то-я-щий!

Такой же красивый. И умный. Безукоризненный во всем. Стоит перед целой аудиторией, рассказывает непринужденно, с черным юмором, с этим своим надменно-снисходительным выражением лица. Ну почему я отказала ему в том предложении?!

Почему обидела?!

Пальцы покалывает. Ох. Надо воды попить. Я спешу на кухню и наливаю в стакан. Давлюсь, кашляю. Сил стоять нет, опускаюсь на пол.

Артём так и не женился, не стал отцом. Оказывается, нельзя сделать ЭКО без разрешения второго родителя. Мария сказала неправду. Больше я никому не поверю на слово.

Голова раскалывается, меня трясет. Воздуха нет, боже, комната словно уменьшается, вертится. Я зажимаю уши и закрываю глаза. Скулю тихонечко.

Зачем он целовал, зачем трогал? Что за игры такие жестокие?! Что ему надо?!

Ничего быть не может. Больше нет.

Кидаюсь к сумке и ищу таблетки. Вываливаю содержимое на пол. Шарю по коврику. Голову словно кинжалом проткнули, руки не слушаются.

Зачем он ласкал? Зачем зажал в туалете?!

Да сколько уже можно развлекаться?! Я же не искала встречи, не хотела! Не требовала ничего. Сама виновата — сама расхлебываю.

Слезы градом. Артём такой идеальный во всем. Во всем.

Надо было ему сказать, что случилось. Надо было предупредить. Я не знаю, как сказать такое. Я...

Хватаю сотовый и звоню Наире. Она не берет, я перезваниваю еще раз. И еще.

— Где Алекс? Он со вчерашнего дня не отвечает на сообщения! — выпаливаю, едва слышу сонный голос.

— Привет, Аль. Я еще сплю.

— Мне нужны таблетки, голова болит. Я умираю.

— Ты не умираешь. Просто ляг поспи, и пройдет. Ты была на учебе?

— Была. Немного.

— В смысле немного?

— Первую лекцию пропустила, на вторую опоздала, на третью не пошла. Потому что мне нужны таблетки! Алекс опять пропал!

— Хорошо, приезжай. У меня есть. Но что-то ты сильно на них подсела, не нравится мне это.

— Я не подсела. Они помогают от боли, вот и все.

Пока еду в такси, ловлю паническую атаку. Начинаю задыхаться, просто увидев в потоке черный порше. Прошу остановиться, водитель слушается. Но едва я выхожу, чтобы подышать, он жмет на газ и отменяет вызов.

Порыв ледяного ветра поднимает волосы.

Стою одна у дороги, и голова кружится. Я смотрю на несущиеся машины. Хватаю воздух. Какая там скорость? Явно больше шестидесяти. Смотрю на них, смотрю завороженно.

Поднимаю ногу и собираюсь сделать шаг. Один шаг — и станет все равно, что Артём обо мне подумает. В этот момент сигналит проезжающий грузовик. Я отскакиваю назад, окно открывается, и незнакомый мужчина кричит:

— С ума сошла, девка! Пешеходный в пятидесяти метрах!

После таблетки становится легче. Организм насыщается энергией, появляется легкость в движениях и мыслях. Наире рассказывать про Артёма нельзя ни в коем случае: она может проболтаться Адель, и тогда та запретит ходить в университет совсем.

Я хоть и реже посещаю занятия: чаще всего не могу проснуться до полудня, но все же лекции — моя отдушина, и рисковать нельзя.

— Пообедаем вместе? — предлагает Наира. Трет лицо. — Я полутруп. На зимние праздники мама с сестрой приезжают, не представляю, как буду совмещать работу и культурную программу. Для мамы те, кто встает позже шести, тунеядки.

— Ты в это время обычно ложишься.

— Да, точно. Когда же я найду себе спонсора и прекращу мотаться по гостиницам? Задолбалась. — Она потягивается и идет в ванную. — Так что, ты со мной? Девчонки тоже будут. Лина придет.

— Как она?

Две недели назад Лина, удирая от клиента, выпрыгнула из окна, благо этаж был второй и под окном карниз. Она сломала руку и поцарапалась. Так иногда бывает, когда клиенты слетают с катушек. Наира думает, что подобное случилось в ту ночь и со мной. Она не верит в причастность Адель. Сразу ушла в отказ, больше мы на эту тему не разговаривали.

— Нормально. Вроде бы возвращается к работе. Так ты с нами?

— Да, конечно.

Одна оставаться не могу, накрывает. А больше общаться не с кем. Подружке из универа не расскажешь, почему всю ночь снились кошмары.

Наира лениво чистит зубы, я смотрю в окно и слегка подвисаю. Отпускает. Чувства тускнеют, они там где-то, далеко, за пеленой. Меня не касаются. Надо держаться, иначе долг ляжет на семью. Они придут к моим малышам. Волосы встают дыбом. Я сама в это влезла и сама выберусь, никто не узнает.

Держаться изо всех сил и не допускать встреч с Артёмом. Он как лакмусовая бумажка — одним своим появлением показывает мечту, навсегда ставшую недоступной. Если узнает обо мне все, еще и о долге — видеть не захочет. А если смело предположить, что захочет поиграть в рыцаря, то с Адель такое не прокатит.

Вечером я занимаюсь макияжем. Девчонки научили, как правильно краситься, чтобы выглядеть на все сто процентов. Тут неважно, бледная ты, серая, красная или еще какая — тон кожи становится безупречным.