И солнечные очки надень, — добавляю, смутившись еще сильнее. — Прости.

На мне вчерашнее платье, руки грязные. Колготки рваные.

— Я не стал тебя раздевать, иначе бы ты мне точно нос сломала или зуб выбила.

— Трусишка, — шепчу я, поджимая колени. Больше не смотрю на Артёма: стыдно невыносимо. — Что это за место?

— Ты у меня дома. Я снимаю эту квартиру несколько месяцев. Скоро поеду на работу и хочу, чтобы ты помылась, поела и отдохнула. Приеду примерно в три и отвезу тебя к врачу.

Молчу. Истомин говорит прохладно и равнодушно. Ни заботы, ни участия. Хочется рассыпаться в мелкий песок и захлебнуться соленой волной горечи.

— Алин, я вижу, ты растеряна. Но показаться терапевту и психотерапевту нужно обязательно.

Он не обнимает, не касается. Я смотрю на постель и думаю, что могла замарать ее грязными руками и коленями.

— Ты не представляешь, что наделал.

— Я всегда представляю, что делаю. Тебе сейчас жутко, и ты мне не доверяешь. Но больше тебе никто не поможет выбраться. Ты должна бороться.

— У меня нет сил. — Зажмуриваюсь. — Просто нет. Совсем.

— Ошибаешься. Ты больше не ребенок, а во взрослой жизни всегда есть ресурс на сопротивление. Даже если кажется, что ты падаешь со скалы в пропасть. Ты не падаешь. Твоя жизнь продолжается. Ты можешь ее изменить.

Как он узнал про мой сон? Неприятно ежусь.

— Папа в детстве всегда говорил: «Просто делай, как тебе говорят, и все будет хорошо». Но всё плохо. — Я поджимаю губы, слезы жгут нестерпимо. Плачу. — Всё очень плохо.

— Ты хочешь выбраться?

Молчу. Тогда Артём повторяет вопрос.

Вскидываю глаза:

— Что я буду тебе должна?

— Когда попаду в беду, тоже поддержишь. Идет?

Качаю головой. Глупо, он не попадет никогда. Артём напряжен, хмурится, вглядывается в мое лицо так же, как я в его.

Боже, как хочется поверить! Разрешить себе любить и не ждать, что причинят новую боль.

— Я должна деньги. Много, — сдаюсь.

— Сколько?

— Заняла на учебу пятьсот. Я... не перешла на бюджет, не смогла. Но мне так сильно нравилось учиться в этом вузе, жить в столице, что я решила не бросать и... быстро заработать. Я... подумала, что никому не причиню вреда, если продам тело. Никто не узнает.

— Сколько осталось от суммы?

— Больше семисот, если отдавать наличкой.

— Охрененная математика.

— Да, — слабо улыбаюсь. — Я... принимаю таблетки, на них уходят деньги. И на квартиру. Работаю мало.

— Зачем ты их принимаешь?

— Мне снятся кошмары, не могу спать иначе.

— Кошмары о чем? — продолжает методично допрашивать Истомин, выбивая самую суть.

Когда он такой, у меня мурашки по коже. Вдох-выдох.

— О том, что меня держат и я не могу вырваться. Артём, у Адель график и план. Вчерашний бизнесмен, наверное, уже позвонил ей. Когда я отказалась работать, было плохо. Второй раз я не переживу.

— Что именно тебе сделали?

— Я не хочу это обсуждать с тобой.

— Хорошо.

Он поднимается на ноги, расстегивает рубашку. Скидывает с плеч. Я боюсь смотреть на полуголого мужчину. Поэтому пялюсь на шрамы, которые столько раз трогала.

Артём открывает шкаф. Натягивает черную водолазку, закрывая высоким воротником шею.

— Если я не буду работать, они приедут ко мне домой, там дети. Там... малыши.

— Не приедут. Из-за полумиллиона Адель не станет ввязываться в банальный криминал и угрожать нищей многодетной семье. Взять там нечего, а засветиться и присесть ради мести — это просто глупо. Тем более у вас община, пресса такое обожает.

Я сглатываю.

— Она может тайно. Как-нибудь. Наверное.

— Это совсем другая статья. — Артём смотрит на меня, медлит. Потом все же проговаривает: — Из квартиры не выходи. Таблетки я твои забрал. И телефон. Без глупостей, ладно?

— Хорошо.

— Дождись меня.

— Конечно.

Едва он уходит, я рысью бегу в душ. Скидываю грязные тряпки и забираюсь под поток кипятка. Моюсь, моюсь бесконечное количество времени. Тру кожу до красноты. Раз за разом намыливаю волосы.

Затем, замотавшись в полотенце, обследую квартиру.

Нахожу планшет на тумбочке и ввожу пароль, который помнила с лета, — подходит. Класс! Артём так и не поменял его.

Стоит, по-видимому, написать Наире и разведать обстановку. Я открываю браузер, авторизуюсь. Первым же письмом вижу сообщение от Адель. Утреннее. Боже.

Может, не открывать и дождаться Артёма?

Глава 51

Делаю несколько кругов по квартире, руки заламываю. Ждать — невыносимо. Я кидаюсь к планшету и пишу письмо Диме, спрашиваю, как у них дела. Предупреждаю, что потеряла телефон и некоторое время буду без связи.

Брат отшучивается, дескать, ничего нормального подарить растяпе нельзя — профукает. И что в следующий раз такую дорогую технику будет отбирать. Выдыхаю. Раз шутит, значит, в порядке всё. Пока в порядке.

Трясет от страха за их судьбу. Это я виновата. Во всем виновата. Если бы сидела дома, а не поперлась в столицу... Если бы не вляпалась, они бы жили спокойно.

Голова раскалывается от любви и ужаса за близких.

Артём велел лечь спать. Да какое там! Вдруг эти двое его поймали и бьют теперь? Зажимаю рот руками. Что тогда будет?

Я так рада, что не пришлось вчера ни с кем заниматься сексом. Но какой ценой?! За пятнадцать минут общения клиент задал три вопроса и четыре раза велел заткнуться, пока отвечала, хотя общалась я максимально мило. Если бы ляпнула, что на самом деле думаю о том, стоит ли банкротить фирму сына, чтобы поставить сосунка на место, — он бы обалдел.

В дверь стучат, и я вздрагиваю. Это не Артём, у него ключ. Вдруг Истомина уже нет на свете и теперь пришли за мной?

Разум будто на части разрывается. Сколько я не принимала таблетки? Часов двенадцать? Опускаюсь на пол и сворачиваюсь калачиком. Мамочка, папочка, Димочка, Варенька, Мишутка, Танюша, Люсечка, Сёмка, Асенька-камешек, а теперь и Артём... простите меня. Пожалуйста, Господи, пусть с ними все будет в порядке. Боже, пожалуйста, я все сделаю, лишь бы они жили и были здоровы. Все что угодно.

Лежу на полу, хочу плакать, но слез нет. В себя прихожу через пару часов. Все тело затекло, и теперь кожу неприятно покалывает.

Тихо.

— Спокойно, Алина, — говорю я вслух. — Возможно, ошиблись дверью. Ты все еще не в аду.