class="p1">Когда медицинский борт приземлился у больницы Джона Питера Смита в Форт-Уэрте, родные Люка уже нас ждали. Я сразу же вышла из самолета, оказавшись под пропеллерами, раздувающими мои волосы и юбку. Позднее мать Люка скажет, что тогда я была похожа на ангела, который прилетел, чтобы забрать ее сына домой. Тут же был и его отец – грузный, но кроткий мужчина. И с ними Люк: тощий, ростом в шесть футов пять дюймов[47]. Он почти не мог двигаться и совсем не мог разговаривать. Люк лежал на носилках и, кажется, весил не больше девяноста фунтов[48]. Увидев его глаза, я сразу поняла, что он прекрасно осознает, что происходит вокруг. С Люком прощался еще один мужчина. Светловолосый двадцативосьмилетний Тодд двигался так плавно и изящно, словно исполнял роль в кино. Выглядел он при этом очень напуганным. Я дала ему свой номер и сказала, что он может звонить в любое время.

Родители Люка были глубоко убежденными пятидесятниками. Они ходили в церковь, по которой, поговаривают, старички-прихожане три дня бродили с мертвым проповедником на руках, надеясь, что он воскреснет. Можно было бы подумать, что родители Люка не вписывались в рамки пятидесятнической церкви, но это было не так. Они просто не знали, какими словами говорить об ориентации сына, поэтому предпочитали вовсе не поднимать этот вопрос.

Тодд позвонил мне в тот же вечер. Они с Люком были вместе уже пять лет. Тодд – солист балетной труппы Форт-Уэрта. С Люком они познакомились во время учебы в Нью-Йоркской школе американского балета.

– Меня только что приняли на курс к Твайле Тарп[49], и я прогуливался по Юнион-сквер, – рассказал мне Тодд. – Вдруг рядом со мной тормозит парень на велосипеде. Шесть футов пять дюймов ростом. Мы смотрим друг на друга, и я говорю: «Отличный день для велопрогулки». С тех пор мы вместе.

Люк работал на стройках, а летом устраивал туда и Тодда.

– Если стройка располагалась в районе Виллидж, то на обед мы уходили за ее пределы.

Девятилетняя разница в возрасте, по словам Тодда, совсем не чувствовалась, ведь Люк был просто большим ребенком. У них был общий друг – пианист. У него первого из всей троицы в 1986 году обнаружили ВИЧ. А затем этот диагноз поставили Люку и Тодду. Они начали путешествовать: Флорида, Даллас. Владельцы квартир без лишних вопросов сдавали двум парням жилье с одной спальней.

– Думаю, они понимали, что мы геи, но не хотели об этом говорить, – сказал Тодд. – Для нас в нашей ориентации нет ничего особенного, и окружающие должны относиться к ней точно так же.

Оказавшись в Техасе, Тодд поступил в балетную труппу Форт-Уэрта.

– Мне дали партию Аполлона, – сказал Тодд. – Люк успел увидеть меня на сцене. – Он ненадолго замолк. – А потом мы… мы купили дом. Собирались вместе его отремонтировать. У нас была куча планов.

Их друг-пианист умер в конце мая. Двадцать пятого июня у Люка случился судорожный припадок. Тодд отвез возлюбленного в Техас на МРТ. Через неделю Люку провели повторное обследование.

– А потом он перестал двигаться. Сперва у него парализовало левую сторону, а потом и все тело, за исключением глаз.

Мать Люка приехала в Форт-Уэрт из Хот-Спрингса, чтобы ухаживать за сыном в больнице. Когда Люка выписали из больницы, Тодд с его матерью достали больничную койку и поставили ее в гостиной небольшой квартиры. Мать Люка осталась в Форт-Уэрте и добровольно спала на диване рядом с сыном, хотя Тодд предлагал ей занять спальню. Тодд работал шесть дней в неделю, и, пока он был занят, за Люком ухаживала мать.

– Она чудесная, – сказал Тодд. Она никогда не спрашивала, что связывает Тодда с ее сыном. Они ни разу не коснулись этой темы в разговоре.

– Не то чтобы беседа о наших отношениях затянулась бы на несколько часов, – сказал Тодд. – Думаю, родители Люка просто не могут этого понять.

Люк наблюдался у прекрасного врача Патти Ветцель, которая в конце концов прямо сказал Тодду, что тот взвалил на себя непосильную ношу и не сможет в одиночку дать Люку все, что ему нужно. Что в таком режиме они долго не протянут. Патти предположила: если родные Люка захотят забрать его домой, то при поддержке семьи и церкви ему будет проще выкарабкаться.

– Так, значит, Люка увезли не насильно? – спросила я.

– Нет, – ответил Тодд. – Точнее, и да и нет. У меня забрали Люка, но в этом нет вины его родных.

Я вздохнула с облегчением. На следующий день я сказала Люку, что разговаривала с Тоддом, и у него тут же расширились зрачки.

– Я пообещала Тодду рассказывать, как у тебя дела, чтобы он не так сильно скучал. – Я сжала ладонь Люка. – Это тебе объятия от Тодда.

Люк дважды моргнул.

– Отлично, – сказала я.

Тодд хотел выбить себе отпуск, чтобы навестить Люка. Я обещала, что буду держать его в курсе, и сдержала слово. Мы с Эллисон навещали Люка ежедневно, и его родители были очень добры к моей дочери. Отец Люка заботился о том, чтобы дома было печенье для Эллисон. У него был довольно успешный бизнес. Он владел огромным участком земли, на котором был построен дом с бассейном. Но при этом ничуть не гордился своим достатком. Мать Люка была очень хороша собой, но была настолько мягкой, что рядом с ней ее огромный муж казался еще больше.

Вот кто был настоящим красавчиком, так это брат Люка! Я представляла, что Люк, наверное, очень на него похож. Брат принимал Люка целиком и полностью, чего нельзя было сказать о его сестре. Та ни во что не ставила мнение других членов семьи и полагала, что сильнее остальных верит в Бога. Она во всеуслышание заявляла, что Люк, будучи геем, может попасть в ад. Она жила в Техасе и приезжала в Хот-Спрингс довольно редко, так что поначалу ее существование меня не сильно заботило. Но присутствие сестры Люка ощущалось аж за тысячи миль. Я твердо усвоила одну вещь: начальник не тот, кто кажется главным тебе, и не тот, кто кажется главным окружающим, – в семье Люка всем заправляла его сестра.

Мать Люка кормила сына с ложки, и он снова стал ее маленьким мальчиком. Через пару недель после нашего знакомства мать Люка сказала мне, что связалась с одним похоронным бюро. «У нас еще есть время», – подумала я, но обрадовалась, что у нее нашлись на это силы. Она любила продумывать все наперед, и ей было проще позаботиться обо всем заранее.

– Мне сказали, что готовы похоронить его, – сказала она, – но его тело придется вымочить в хлорке.

Я прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать.

Мать Люка продолжила:

– Я… я просто боюсь, что у него выцветут волосы.

Я дотронулась до ее плеча.

– Вас обманули, – произнесла я, сдерживая дрожь. – Это какой-то ужас, и они не имеют права такое говорить. Скажите, с кем вы разговаривали?

Мать Люка рассказала, в какое похоронное бюро обращалась и как зовут владельца. Я его знала. Если покойный был хоть сколько-нибудь значимой фигурой в Хот-Спрингсе, то похоронами заведовал он.

Я взяла сумку.

– Поеду поговорю с ним, – сказала я. – Этот момент надо прояснить.

Я подъехала к похоронному бюро, огромному зданию в плантаторском стиле, расположенному в конце усаженной деревьями аллеи. Войдя внутрь, я оказалась в просторном фойе с лестницей, которая была уменьшенной копией лестницы из гостиницы «Арлингтон». Затем я заметила владельца похоронного бюро.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я. – У вас не запланировано церемоний на ближайшее время?

– Нет, – ответил владелец бюро.

– Прекрасно, – сказала я как можно спокойнее. А затем прокричала: – Как вы смеете?

Я рассказала мужчине, с кем только что разговаривала.

– В хлорке? Вы посмели сказать матери, что ее умершего сына нужно будет вымочить в хлорке? Да вы хоть понимаете, через что проходит эта бедная женщина?