В ожидании ответа на статьи, врученные Кинскому, Петр посвящал свободное время осмотру венских достопримечательностей: посетил арсенал, библиотеку, кунсткамеру, некоторые церкви. Вероятно, в связь с этим осмотром надо ставить запись «Расходной книги»: «…взял второй великий посол на роздачу цесаревым служителем, которые великим послом на цесарском дворе показывали разные вещи, 300 золотых»[438]. 23 июня во дворце Фаворита по случаю тезоименитства императора Леопольда дано было оперное представление, на котором на этот раз без обычного этикета присутствовала вся императорская фамилия. Иностранные дипломаты были на спектакле инкогнито. Приглашены были и русские послы, которым отведена была особая ложа. Впереди сидели Лефорт, Головин и Возницын; за ними — несколько дворян, и среди них Петр, смотревший представление из-за послов. От нестерпимой жары он часто выходил из ложи в галерею, где подносили ему венгерское и другие вина. «Царь был приглашен на музыку в театре, — доносил римской курии испанский посланник, — это было третьего дня и продолжалось более четырех часов. В ложе он был заметен среди всех других. Утомленный длиннотой (спектакля) и жарой, он много раз выходил в соседнюю галерею и затем возвращался в театр и так делал до конца спектакля. Кажется, ему понравилась опера, хотя он воспринимал ее только глазами и ушами; но он не преминул отметить некоторые обстоятельства, в которых, как ему казалось, не была хорошо передана природа искусства»[439]. А относительно танцев он сказал, что они очень отличаются от московских танцев, потому что там танцуют только ногами, а здесь также (производя движение) руками и головой. С ним в театре были три его посла и другие господа из свиты, и по его желанию в этот день все были одеты по-немецки.

Возвратившись домой из театра, Петр объявил графу Чернини о своем желании на следующий день, 24 июня, посетить императрицу Элеонору-Магдалину и повидать также принцесс. Императрица несколько колебалась с ответом. Элеонора-Магдалина, до замужества принцесса Пфальц-Нейбургская, третья супруга Леопольда I, тихая, кроткая женщина, всегда преданная и послушная мужу, держалась вдалеке от всяких государственных дел, не терпела пышности и церемоний и вела замкнутый, почти монастырский образ жизни, усердно посещая божественные службы и всецело отдаваясь семейным заботам, воспитанию дочерей. Единственный предмет, ради которого она в виде исключения пускала в ход свое влияние в государственных делах, было устройство карьеры ее многочисленных братьев; ни до чего другого она не касалась. Такой замкнутостью ее образа жизни и удалением от всякой политики и объясняется ее колебание в ответе на желание Петра; но затем она дала согласие принять его. Был наскоро выработан церемониал свидания; было установлено, что царь возьмет с собой одного только Лефорта, императрица же выйдет к нему с принцессами в сопровождении обер-гофмейстерины и статс-дам. Местом свидания была назначена зеркальная зала в Фаворите рядом с императорской опочивальней. Царь должен был войти через сад той же лестницей, как и при посещении императора. Петр согласился на все условия церемониала, но с первого же шага его и нарушил, захватив с собой при отъезде из посольского дома на свидание с императрицей не только Лефорта, но также Головина и Возницына. Граф Чернини успел уведомить о такой перемене императора, и тот счел нужным в ответ на увеличение свиты царя увеличить свиту императрицы, приказав находиться при ней вице-канцлеру графу Кауницу, который оказался тогда во дворце.

Императрица и принцессы, окруженные придворными дамами, стояли среди зала, когда обер-гофмейстерина доложила о прибытии царя. Элеонора-Магдалина тотчас пошла к нему навстречу и приняла его у входа с ласковым приветом, а затем возвратилась на прежнее место. Петр сказал ей приветствие по-русски, она отвечала на немецком языке; Лефорт служил переводчиком. Обменявшись с ней еще несколькими словами, Петр обратился к стоявшим справа от императрицы принцессам, расспрашивал, сколько им лет, и хвалил красоту каждой. Элеонора-Магдалина спросила о здоровье сестры своей, супруги царя, и этим вопросом он остался весьма доволен по замечанию «Ceremonial-Protocolle»: «über welche Expression er sich sonderbahr vergnügt». После этого царь раскланялся и удалился[440]. При этом свидании с императрицей и эрцгерцогинями он уже нисколько не обнаруживал той застенчивости, которую проявил при встрече с курфюрстинами год тому назад. Свидание состоялось по его инициативе, и он держал себя в разговоре с дамами совершенно свободно.

Как припомним, конференция министров решила отправить ответ на турецкие предложения и тогда сообщить об этом Петру, поставив его перед совершившимся фактом. Действительно, 23 июня/3 июля выехал из Вены секретарь Пэджета с ответом за подписью Кинского и Рудзини, причем ответ этот был помечен задним числом, 23 июня (нового стиля, 13 — старого), как будто он был подписан еще до приезда московского посольства[441]. Только после отправления ответа, на другой день, 24 июня, Кинский явился в посольский дом с письменным ответом на предложенные ему 21 июня вопросы Петра[442]. В этом ответе говорилось, что цесарь не искал мира и не имел к тому причин при успехах своего оружия. Можно быть уверенным, что оружие без достижения почетного и прочного мира положено не будет. Условия мира не могут быть иными, как теми же, на которых искони заключался мир между высокославными предками цесаря и турецкими султанами, а именно на основании «uti possidetis». Такие условия цесарь предлагал как за себя самого, так и за своих высоких союзников: за царя, короля и республику Польскую и за республику Венецианскую. Мирные предложения султана присланы через посредничество английского короля, которое было принято императором и Венецией еще до присоединения к союзу царя Московского. Об этих предложениях было тотчас же дано знать правительствам московскому, польскому и венецианскому. Сообщение московскому правительству было сделано через русского резидента в Варшаве, и венский двор был уверен, что это сообщение царь уже получил; но так как, по-видимому, оно его еще не достигло, то цесарь приказал ему, Кинскому, к передаваемому им письменному ответу приложить также в копиях и переписку по этому вопросу. Переписка и была Кинским передана послам в двух связках писем. В этих связках часть документов, по осмотру переводчиков, оказалась уже известной послам: это были документы, доставленные в Амстердам варшавским резидентом А. В. Никитиным. Кроме того, вновь представлены были письма переводчика при Порте Александра Маврокордато к английскому и голландскому послам от имени великого визиря, донесения английского и голландского послов в Константинополе, полномочная грамота графу Кинскому от цесаря на ведение переговоров с турками и ответ (декларация) за подписью Кинского и Рудзини, помеченный 23 июня