имея поблизости от себя неприятеля, не будут в состоянии нападать на владения цесаря и царя. Если же крепости уступлено не будет, то при заведомом непостоянстве крымских татар мир не может быть прочен, потому что татары и в мирное время набегами своими будут теснить и разорять союзников, а в особенности близкие к ним русские пределы, так что царю никакой пользы от заключения мира не выйдет и придется постоянно против таких набегов иметь наготове и в мирное время войска. 2) Если же неприятель при мирных переговорах не согласится исполнить такое требование царя, то пусть император со всеми союзниками соизволит продолжать наступательную войну по окончании срока союза[450] еще в течение двух или, по крайней мере, одного года, т. е. до 1701 г. За это время союзники, можно надеяться, при благословении Божием получат все им необходимое, а затем общим советом с удовлетворением всех заключен будет мир[451].

Перед нами Петр на дипломатическом поприще. Он уже не прикрывается теперь фигурами послов, а ведет переговоры непосредственно сам, притом имея дело с таким тонким дипломатом, каким был граф Кинский. В этом выступлении Петра виден прежде всего нетерпеливый порыв взять эту отрасль государственных дел в свои руки. В дипломатической беседе он не скрывает владеющих им чувств недовольства и досады; он откровенно указывает и причины, которыми эти чувства вызваны, и отчетливо формулирует свои положительные требования. Из того, что им было сказано в разговоре с Кинским, видно, что он верно судит об опасности для России со стороны Крыма, если не удалось бы овладеть крепостью на Крымском полуострове, и обнаруживает большую проницательность относительно дальнейшего хода общеевропейских дел, предусматривая опасность для цесаря и союзников со стороны турок во время новой войны с французами, предстоящей из-за испанского наследства, наступление которой он предвидит, и при этом умеет ловко уколоть австрийцев, задев в разговоре больное место австрийской монархии указанием на постоянно восстающую Венгрию. При этом параллельно переговорам с цесарским правительством он тайно от него ведет переговоры с уполномоченным польского короля, высказывая полное недоверие к австрийцам, от которых ждет предательства. Он, таким образом, настороже и внимательно следит за соблюдением русских интересов. Переговоры Петра с цесарским правительством не укрылись от находившихся в Вене европейских дипломатов. «Царю был сообщен, — доносит римской курии испанский посол, — проект мира, предложенный турками, и он не вполне им удовлетворен, но настаивает, чтобы воевать еще по крайней мере два или три года или чтобы потребовать у турок уступки Московии значительной крепости, которой владеют татары и которая очень беспокоит владения царя. Ему ответили, что если турки согласятся на предложенный конгресс, то его нельзя откладывать; но принятие за основу переговоров uti possidetis не мешает москвитянам настаивать на получении этой крепости, в чем они будут поддержаны его цесарским величеством и республикой» (Венецианской)[452].

27 июня в русское посольство явился находившийся в Вене резидент английского короля Старлат с поручением от короля просить послов, чтобы они не досадовали, что его государь не объявил послам, когда они, — т. е. Ф. А. Головин или же здесь разумеется сам царь, — были в Англии, о своем посредничестве между турками и цесарем. Он не сделал этого по принятому у всех христианских государей обыкновению хранить посредничество в тайне, а отчасти и по просьбе здешних цесарских министров, которые писали с просьбой, чтобы король своего посредничества никому объявлять не изволил, пока у цесаря с турками положено будет основание миру. Этим последним заявлением резидент раскрывал перед Петром махинации цесарского правительства, предпринятые для заключения мира. Послы, по свидетельству «Статейного списка», отвечали резиденту, что им «зело то дивно», что английский король, «имея с великим государем древнюю братскую дружбу и любовь и любительные пересылки, того своего посредства… объявить не изволил и тем необъявлением как бы какое неприятство к его царскому величеству показал». Однако великий государь теперь об этом посредничестве и о мерах к заключению мира подлинно от императора уведомлен, никакого «поречения», т. е. никакого неудовольствия, не имеет и желает пребывать с королем по-прежнему в братской дружбе и любви[453].

XXXIV. Свидание Петра с римским королем. Празднование дня именин Петра

28 июня в посольстве получено было извещение из Москвы о прибытии туда цесарского посла Гвариента[454]. В этот день состоялось свидание Петра с наследником престола, старшим сыном императора Леопольда, римским королем Иосифом, будущим императором Иосифом I. Царь выразил желание повидаться с ним запросто в каком-либо загородном саду; Иосиф предложил на выбор три места: сад Фаворита, Шёнбрунн и Аугартен. Царь выбрал последний. Аугартен — большой в старинном французском вкусе парк с дворцом, расположенный за венским предместьем Леопольдштадтом, позже открытый для публики Иосифом II, приказавшим над входом в него сделать надпись: «Место отдохновения, предоставленное всем людям их другом». Петр и римский король прибыли туда в пятом часу пополудни и встретились в большой аллее парка. Петр увидел перед собой молодого человека — ему было тогда 20 лет от роду (р. 1678) — невысокого роста, с большими живыми голубыми глазами, с густым румянцем на щеках. Фамильной чертой Иосифа был большой габсбургский нос, не нарушавший, впрочем, пропорций лица, особенно привлекательного, когда оно озарялось приветливой улыбкой. Живой темперамент и твердый характер — этими качествами Иосиф был противоположностью флегматичному и нерешительному отцу. Наследник императорского престола и потому носивший титул римского короля, Иосиф, однако, при жизни отца мало интересовался делами, за исключением только разве военных. Большую часть своего времени он отдавал охоте, которая укрепила его болезненный от природы организм и во всех ее видах стала его страстью. Ловкий наездник, он не уставал на коне, гоняясь за зверем и пренебрегая при скачке всеми препятствиями, и мог целыми часами бродить пешком по полям и лесам, не обращая внимания на погоду и до крайности утомляя спутников. Петр не любил охоты и едва ли мог бы поддерживать разговор о ней с Иосифом. Свидание происходило стоя, без шляп, и было очень кратким, продолжалось менее четверти часа. В обращении государь и римский король называли друг друга братьями; переводчиком служил Лефорт[455].

Вечером 28 июня, накануне дня апостолов Петра и Павла, царь с послами присутствовал на всенощной, а на следующий день, 29 июня, утром на литургии в посольской походной церкви. Благодаря тому что сохранилась составленная как раз в Вене опись этой церкви, мы можем наглядно представить себе обстановку, в которой встретил Петр день своего ангела 29 июня 1698 г. в Вене. Церковь состояла из