Судя по его довольному виду, у майора были кое-какие новости. Уйдя с вечера километров за десять от лагеря, радисты провели сеанс связи, и сейчас заместитель командира, он же начальник разведки, держал в руках уже расшифрованный листок радиограммы.

Сидевший у стола командир, как бы стряхивая остатки сна, провёл пальцами по глазам и спросил:

— Ну что там сегодня?

— Москва нас хвалит, — первым делом сообщил майор и, положив перед командиром листок, присел к столу.

Тот быстро просмотрел текст и усмехнулся:

— Ты, я вижу, похвалы получать любишь. А то, что от нас требуется, внимательно читал?.

— Читал, — вздохнул майор и тут же вроде как в своё оправдание добавил: — А что мы можем сделать, если резиденция гауляйтера чёрт те где и туда добираться сложновато?..

— Да уж, — согласился с ним командир. — Кто б мне раньше сказал, что немцы выберут «столицей» заштатный городишко, не поверил бы…

— Опасаются, — сделал вывод майор и уточнил: — Опять же наших отрядов там пока нет, а украинская «партизанка» есть.

— Думаю, в ближайшее время и наши отряды там будут. Сам знаешь, Москва санкционировала нашу передислокацию, — командир строго посмотрел на майора, и тот, поняв взгляд как невысказанный вопрос, доложил:

— Мы готовы выступить, вот только с бульбовцами надо кое-что прояснить. Боюсь, помешать могут.

— Ты смотри… А ведь эти бульбовцы вроде как всерьёз с немцами воевать начали… — и командир в раздумье застучал пальцами по столу.

Какое-то время они сидели, молча глядя друг на друга, а потом командир, видимо, приняв решение, сказал:

— Обсудить надо, как перебираться будем. Скажи, у нас новичков из тех краёв нет?

— Есть. Еврейчик-милиционер и сержант-окруженец.

— А-а, это Кац с Мельничуками… — командир вспомнил, о ком говорил майор, и вздохнул. — Ну, с Кацем всё ясно, а как проверка сержанта?

— Кое-что уточнили, — доложил майор. — Отца его, активиста и сторонника нашего, тот самый полицай убил.

— Отца? — переспросил командир и, словно что-то вспомнив, тихо сказал: — Да, такого сыновья не прощают…

— Уж это точно, — согласился майор и заключил: — Думаю, этому Мельничуку доверять можно.

— Согласен… — командир кивнул и предложил: — Ты вот что, поговори-ка с ними. Особенно с Кацем. Он, ясное дело, сюда к нам глухими путями пробирался, может, кое-что видел.

— Само собой, — майор хотел ещё что-то сказать, но его прервал заглянувший в шалаш дежурный по лагерю с докладом:

— Товарищ командир, наш человек прибыл!

— Зови, — коротко бросил командир, и через минуту в штабной шалаш вошёл человек, вид которого заставил майора покачать головой и с усмешкой заметить:

— Э, Гриша, да ты прямо кавалер!

И верно, Григорий (а это был именно он) никак не походил на человека, пробиравшегося глухим лесом.

— Ты что, на чём-то ехал сюда? — догадался майор.

— Ну да, поездом, — подтвердил Григорий и пояснил: — Я, товарищ командир, с девчатами нужными познакомился. Они и помогли, доступ к железнодорожным перевозкам имеют.

— Это, конечно, хорошо, — похвалил связного майор и тут же посетовал: — Жаль только, что ветка у вас там тупиковая.

— Зато узловая станция недалеко, — возразил Григорий. — Значит, информацию получить можно.

— Так это ж на неё бульбовцы наскакивали. — Командир переглянулся с майором и повернулся к Григорию: — Ты ж там ехал, заметил что-то?

— Ясное дело, — Григорий усмехнулся. — Сам видел, вагоны покорёженные и паровозы битые ещё и сейчас на подъездных путях стоят.

Командир снова побарабанил пальцами по столу и, внимательно посмотрев на Григория, сменил тему:

— Ты что же и у себя в городе тоже таким франтом ходишь?

— А то, — всё так же усмехаясь, подтвердил Гриша. — Я ж через замызганное пальто сразу чуть не спалился. Прямо на улице полицай пристал, хорошо Серёга прикрывал, уйти помог.

— Серёга — это тот, к кому наш лейтенант пришёл? — уточнил майор.

— Ну да, — Григорий посерьёзнел. — Нас, правда, пока всего пятеро. Ещё только двое из местных добавились, те, что из КПЗУ, а так трудно.

— Что трудно, ясно, — майор согласно кивнул и спросил: — Что по основному заданию? Есть что-нибудь?

— Кое-что. Три штаба не особо крупные, те на виду, а вот Серёга ещё один засёк, так тот точно секретный. — Докладывая, Григорий подобрался и неожиданно попросил: — Товарищ командир, разведка — это хорошо, но гадов убивать надо, вы мне задание дайте, я не боюсь.

— Это ты брось! — командир строго глянул на него. — Убьёшь пару фрицев, а разведку кто добудет? Вот на передовой, согласен, если боец хоть одного врага укокошит, значит, он свою задачу выполнил, а на том, что мы добываем, фронт держится, понял?

— Так точно, понял… — Григорий по-военному вытянулся.

— Ладно, пока отдыхай, — распорядился командир и кивнул на майора: — Информацию ему письменно подготовишь…

Когда Григорий чётко повернулся и вышел, командир посмотрел ему вслед и, возвращаясь к прежней теме, сказал майору:

— Теперь про бульбовцев. Надо Москву запросить. Какой линии поведения держаться в новых обстоятельствах, — и командир в третий раз за утро начал стучать по столу пальцами…

* * *

Колонна бывших обитателей гетто казалась бесконечной. Евреи измождённые, хмурые, одетые во всякую рвань, в очередной раз выгнанные из своих жилищ, медленно брели по мостовой, чтобы там, дальше, за синагогой, одолев сумятицу перед мостом через речку, уже на другом берегу вытянуться узкой цепочкой на дамбе, пересекавшей луг.

Дмитро Иванчук, стоявший с винтовкой у старой монастырской ограды, был удивлён тем, что на пути колонны выставили охрану из украинских полицейских, в то время как юденратовская служба порядка бдительно следила за тем, чтобы евреи не задерживались и по ходу не отбивались в сторону.

Над тем, куда гонят столько людей, Иванчук старался не думать. Вообще-то слухи были разные. Кто-то считал, что евреев переводят в соседнее местечко, другие надеялись попасть на железнодорожную станцию, были и те, кто мечтал об отправке в Палестину, однако долетевшая сюда страшная молва о Киевском Бабьем Яре, затмевала всё.

Благодаря рвению еврейских полициантов в колонне вроде не замечалось беспорядка, и Дмитро мог позволить себе просто следить за её движением. И вдруг, неожиданно какая-то женщина с ребёнком на руках, воспользовавшись тем, что еврей-полицай суетливо заталкивал назад в колонну двух пейсатых стариков, выбежала на обочину и замерла перед Иванчуком.

Её сумасшедше-умоляющий взгляд был настолько красноречив, что Дмитро послушно отвернулся, притворившись, будто он ничего не видит. Видимо, женщина всё поняла подсознательно. Какой-то момент она колебалась, а потом, ткнувшись почти в ноги Иванчука, положила младенца, завернутого в драное одеяльце, на землю, под лопухи, густо разросшиеся у ограды.