Хотя спуск по скату крыши длился считанные секунды, время для меня как будто замерло на месте, и каждый миг фиксировался в памяти с удивительной ясностью и четкостью. Я начала работать педалями, повторяя про себя при каждом новом движении ног: раз, два, три, раз, два, три.

Обтянутые холстиной крылья тотчас начали подниматься и опускаться в такт моему счету, словно крылья гигантского голубя, а их приглушенный шорох чем-то напомнил мне ночной полет выбравшейся на охоту совы. Я тотчас обрела уверенность — конструкция машины повторяла анатомию птицы, с той единственной разницей, что эта гигантская рукотворная птица не имела перьев.

Не успело мое сердце исполниться восторга, как до моего слуха донесся чей-то испуганный крик. Быстро оглянувшись назад, я увидела Тито. Раскинув в стороны руки, он, с перекошенным от гнева лицом, бежал за мной и кричал:

— Остановись! Она моя! Слышишь, моя!

— Не подходи! — хотела я крикнуть ему, но слова застряли у меня в горле. Мне оставалось лишь одно, молиться всем святым, чтобы он одумался, хотя я с удивительной отчетливостью видела, чем все это закончится.

Ему было за мной не угнаться, потому что машина скатывалась с крыши слишком стремительно, и передо мной вот-вот откроется проем в парапете. Еще несколько мгновений — и машина взлетит в воздух. Но Тито продолжал бежать за мной, и до меня доносились его крики. Казалось, его совершенно не волновало, что край крыши недалеко и с него можно упасть как с края пропасти.

Впрочем, мне было некогда переживать за его жизнь. Потому что оставалось одно: ритмично нажимать на педали и молить всех святых, чтобы детище Леонардо действительно оказалось триумфом его гения. Впереди меня простиралось одно лишь небо — безоблачное и такое синее, каким я его никогда не видела.

А еще через миг подо мной разверзлась пустота.

Людям покажется, будто они видят в небе новые разрушения.

Леонардо да Винчи. Атлантический кодекс

Из моего горла вырвался крик. Нет, вопль ужаса. А еще точнее — крик восторга. Потому что после первой пары секунд падения, когда колеса машины сорвались с крыши, творение Леонардо начало набирать высоту. Нет, это действительно летательная машина! Она летит!

Какая-то часть моего сознания запомнила донесшийся откуда-то сзади крик ужаса, который секунду спустя оборвался. Я не стала оборачиваться, хотя к своему великому сожалению поняла, что он означал.

Тито.

Видя, что на его глазах от него ускользает то, ради чего он пролил кровь и продал душу, Тито совершенно позабыл, что у крыши есть край. А может, и не забыл. Так или иначе, он бросился вдогонку за мной и погиб, сорвавшись с края крыши.

Мне же оставалось лишь молиться о том, что его дядя герцог отнесется к бездыханному телу племянника с большим уважением, чем относился к самому племяннику при его жизни.

Что касается меня, то Тито по-прежнему оставался моим другом. Несмотря на все его неблаговидные поступки, я не могла не оплакивать в душе его преждевременную смерть. Позже — если для меня самой наступит это позже — я успею поразмышлять о том, не было ли это некой карой свыше, которую он получил по заслугам. Но это будет потом. В данный момент для меня было куда важнее удержать летательную машину в воздухе.

Ощущение было такое, будто я парю на облаке. Каждым новым нажатием педалей я заставляла машину делать очередной взмах крыльями, чтобы и дальше скользить в потоках воздуха, слегка покачиваясь, как на волнах. Впрочем, не все было так просто: стоило нажать на педаль слишком сильно, как машина давала крен и начинала раскачиваться. Если нажать слишком слабо, так она тотчас кренилась в другую сторону, грозя перевернуться. Вскоре я так же обнаружила, что ручные рычаги управления позволяли менять высоту и направление. Если я хотела описать круг, то мне следовало повернуть раздвоенный хвост, который служил рулем, используя при этом еще один рычаг.

Я из последних сил сжимала рычаги, лишь бы только машина не перевернулась, одновременно пристально следя за тем, что происходит подо мной. С высоты полета герцогская армия напоминала шахматные фигуры, расставленные всюду по зеленому полю. Я смотрела вниз, как зачарованная. Казалось — стоит протянуть руку, и я смогу одного за другим их передвинуть, словно по шахматной доске, на нужные мне клетки. На данный момент они уже почти доскакали до середины поля. Их латы и пики зловеще поблескивали в лучах полуденного солнца. Впрочем, вскоре, вняв голосу благоразумия, я стряхнула с себя грезы и повела машину вдогонку солдатам.

Тень машины скользила по полю, словно тень некой огромной сказочной птицы, падая то на всадников, то на их лошадей. Даже если кто-то из солдат и заметил эту странность, то наверняка списал ее на какое-нибудь облако у себя за спиной. А вот лошади тотчас поняли, что что-то не так. Возможно, в них пробудился некий первобытный инстинкт, и они вспомнили, как в стародавние времена на их предков с высоты охотились гигантские хищные птицы.

Стоило моей тени упасть на какую-нибудь лошадь, как она тотчас начинала испуганно ржать и пугливо кидаться в сторону. Еще несколько мгновений, и от четкого строя почти ничего не осталось. Именно на это я и рассчитывала. Мною тотчас овладело ликование, что в свою очередь придало мне уверенности в собственных силах. Слегка повернув хвостовой руль, я описала над всадниками круг.

Вскоре на поле подо мной уже царила паника. Одна испуганная лошадь за другой становилась на дыбы, пытаясь сбросить своего седока. Пешие солдаты, которые двигались вслед за всадниками, тотчас замедлили шаг, чтобы не попасть под копыта. Видя, что от стройных рядов почти ничего не осталось, капитан, кое-как сдерживая своего собственного скакуна, взмахнул рукой и приказал всем остановиться.

Именно в этот момент один из всадников, которого его собственный конь довольно бесцеремонно сбросил на землю, посмотрел вверх и увидел мою летательную машину.

Его испуганный вопль и жестикуляция тотчас привлекли к себе внимание остальных, и в следующий миг несколько десятков пар глаз уже были обращены к небу. Впрочем, не только глаз, но и несколько десятков пальцев, которые сопровождал хор изумленных голосов. Кое-кто из солдат явно был наслышан про летательную машину, потому что до меня донеслись слабые возгласы «Леонардо! Леонардо!» Другие — те, что были посуевернее — судя по всему восприняли это зрелище как вмешательство свыше: рухнув на колени, они в молитвенном жесте воздели к небу руки.

Что касается меня самой, то страх — если он и владел мною в самом начале — как рукой сняло, а на смену ему пришло ощущение превосходства над этой копошащейся внизу людской массой. Вы не поверите, но я расхохоталась. Интересно, что сказали бы эти закаленные в боях воины, узнай они, что их боевой порядок нарушила какая-то там женщина. Исполненная чувством собственной непобедимости, я заставила машину описать еще один круг, после чего, слегка опустив крылья, сбросила высоту, как будто вознамерилась, подобно ястребу, нанести удар.