На сегодняшний день наиболее очевидное прочтение ярлыка «мужеподобная» — это эвфемизм «лесбиянки», но, что интересно, это не то значение, которое считывалось современниками[461]. В начале 1920‐х общественность не была достаточно осведомлена о гомосексуальности женщин, и для большинства людей лесбийство не имело ни названия, ни визуальной идентичности, ни поведенческой модели. В определенной степени положение изменилось в 1928 году после суда над Рэдклифф Холл за непристойность ее романа об однополом влечении «Колодец одиночества». Это был скандальный судебный процесс, прославивший Холл с ее стрижкой «Итон» и ее возлюбленную Уну Трубридж с «бобом». Их внешний вид предоставил публике образец зарождающейся лесбийской субкультуры (ил. 6.12). К тому времени, когда в 1931 году было опубликовано профессиональное руководство «Искусство и ремесло парикмахерского дела» (The Art and Craft of Hairdressing), ретроспективный взгляд и знания позволили автору оценить влияние и популярность короткой стрижки разумно и взвешенно. Он различает разные типы клиентов и дает завуалированную отсылку к лесбийскому меньшинству: «Однако мода на Итонскую стрижку не получила всеобщего одобрения женщин. Ее приверженцами были главным образом модные манекенщицы, их менее модные, но особо переимчивые сестры, и не слишком многочисленный тип женщин с мужским умом»[462].

Особой фигурой, которая будоражила американскую прессу в то время, была «Бандитка с короткой стрижкой». Хотя в первую очередь речь идет о молодой женщине из Нью-Йорка по имени Селия Куни (ил. 6.13), которая совершила серию вооруженных нападений в 1924 году, она не была первой или единственной носительницей этого титула. Действительно, в средствах массовой информации это прозвище было дано нескольким женщинам, среди которых были разные женщины-преступницы по всей Америке, в Великобритании и даже в России и Турции[463]. Образ этой вооруженной коротко стриженной отщепенки выявил и запечатлел несколько различных аспектов новой женственности, о возникновении которой говорили многие: речь шла об активных, непокорных женщинах, угрожавших статус-кво с неженственной твердостью, но обладавших зажигательной притягательностью. Девушка-гангстер даже стала героиней шуток:

Ил. 6.12. Рэдклифф Холл (1886–1943) и леди Уна Трубридж (1887–1963) в 1927 году

Ил. 6.13. Первая полоса, посвященная «Бандитке с короткой стрижкой», Селии Куни. New York Daily News. 1924. April 22

В то время как более буквально мыслящие люди могли предположить наличие причинно-следственной связи между прической и преступностью, судья Верховного суда США Фрэнк Катценбах проинформировал присяжных, что это не так: богатство и отчуждение стали причиной современной волны преступности, а не стриженые волосы и короткие юбки[465].

Одна из стратегий борьбы с предполагаемой угрозой, исходящей от коротких стрижек, состояла в том, чтобы найти для них точку отсчета, генеалогию, которая, предоставив «бобу» предшественников, также служила бы для нейтрализации его угрозы. Если бы у «боба» был прецедент, он стал бы просто очередным плодом этой алогичной и часто гротескной силы, называемой женской модой. Это могло бы узаконить его присутствие, но, как следствие, также обеспечило бы его исчезновение. Таким образом, указывалось, что Клеопатра и другие египтянки носили коротко подстриженные волосы, как и архетипичная «пацанка» — Орлеанская дева, Жанна д’Арк. Некоторые отмечали сходство с модой на стрижки, появившейся в 1790‐х годах, в то время как другое направление мысли усматривало истоки фасона в другом революционном контексте. Его представители предполагали, что «боб» возник среди товарищей-женщин в России и вместе с их большевистской идеологией распространился на «девушек из Гринвич Виллидж» в Нью-Йорке или «эстетствующих женщин (из района Челси)» в Лондоне[466].

Другой и более решительной реакцией было запретить короткие стрижки. Как стало понятно, короткие волосы не будут погребены вместе с жертвами Великой войны, а наоборот, распространятся как зараза — у дверей цирюлен стояли очереди из женщин, и каждую неделю создавались тысячи стрижек «боб». Начала подниматься ответная реакция на эту «общественную угрозу»[467]. В основном это было частное явление, которое происходило в замкнутом мире семейных отношений: стричь волосы женщинам запрещали мужья и родители. Так случилось в известной семье Митфордов: в 1925 году две средние дочери, Диана и Пэм, сгорали от нетерпения, чтобы сделать себе «боб». Они даже привлекли к этому делу свою младшую сестру, восьмилетнюю Джессику.