Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе легче, дорогой…
– Да, отец… Намного легче… Мне кажется таким странным, что вы тут со мной сидите… Но я очень рад… Неужели мне было так плохо, что maman отправила вам телеграмму… Когда я проснулся сегодня утром, я ощущал такую слабость… и спокойствие…. У меня была лихорадка, я простудился, неудивительно, зимы здесь промозглые… Бронхит, но ничего страшного… В сочетании с инфлюэнцей… Ничего особенного… Под хорошим присмотром поправлюсь в два счета… А как только поправлюсь, поеду на юг, к сестре Отилии, которая по-прежнему счастлива со своим Альдо; ничего не поделаешь, жениться они не собираются… Ах, быть может, они правы… И вот вы сидите у моей постели… Что ж, раз уж вы приехали, отец, побудьте в Гааге, пока не выздоровею. А если приехали без багажа, то здесь можно купить несколько рубашек и зубную щетку… Нет, я вас уже не отпущу… С maman можете не встречаться, если вам не хочется… Раз уж она сделала такую глупость и послала вам телеграмму, напугав вас до смерти, то пусть тоже терпит неудобства, если это можно назвать неудобствами… Впрочем, она не останется здесь надолго…
– Не говори слишком много, малыш.
– Ничего, я не устаю… Так вот потихоньку болтать – это не тяжело. Maman не останется здесь надолго… Вы ведь ничего не знаете: сейчас расскажу. Стейн… уехал, возможно, навсегда. Maman получила наследство от господина Такмы… Да, сто тысяч гульденов… И теперь поедет вместе с Хью в Англию… И останется там… с Хью… думаю, пока эти сто тысяч не закончатся…
– Ах вот как! Бедная твоя матушка!
– Отец, не надо ее жалеть, пока не надо. Сейчас она очень счастлива. Она без ума от Хью. Мне пришлось заболеть, чтобы она вспомнила, что у нее есть сын Лот. Но когда я заболел, она сразу стала за мной ухаживать. Правда, сейчас она очень счастлива… Через несколько лет… когда деньги кончатся… она, возможно, ко мне вернется.
– А ты, мальчик, что ты будешь делать? – не сдержался старик.
– Поеду в Ниццу, подышать солнцем… потом в Италию, работать…
– Но…
– Да-да, я помню, одной вещи я вам еще не рассказал.
Лот закрыл глаза, но продолжал сжимать отцовскую руку.
В дверь постучали, служанка просунула голову в комнату и сказала:
– Господин Лот… К вам пришел цирюльник. Мефрау спрашивает, не утомит ли он вас.
– Нет-нет, – сказал Лот. – Проводите его сюда.
– Лот, – сказал Паус. – Ты не слишком слаб?
– Нет. Я страдаю, оттого что так ужасно выгляжу.
Цирюльник вошел немного робко, но с радостным выражением круглого лица; на вид он был веселым общительным парнем.
– За дело, Фигаро! – сказал Лот.
– Ну как, господин Лот, потихоньку выкарабкиваетесь? Не видел вас целую неделю. Но слышал, что вы не на шутку заболели.
Паус в нетерпении принялся ходить по комнате, затем сердито остановился у окна.
– Фигаро, – сказал Лот, – побрей меня аккуратно, потому что с этой щетиной я ужасен… Да, вон там, у раковины ты все найдешь.
– Я принес вашу личную бритву.
– Чудесно, Фигаро… Рад снова увидеть тебя… Есть ли какие-нибудь новости? Какое удовольствие чувствовать, как твой бархатный меч скользит по моей щеке… Для кожи вообще-то полезно бриться раз в неделю… Как приятно снова быть гладко выбритым… Тот господин, что стоит у окна, Фигаро, – это мой отец… Но он бреется сам, так что не рассчитывай на новую клиентуру… Послушай, Фигаро, достань для меня, пожалуйста, из шкафа, из ящика, новую рубашку… Да, шелковую, в голубую полоску… она очень мягкая… когда болеешь, приятно… Поработай моим камердинером, Фигаро… Помоги мне, вот так, а грязную рубашку выброси в корзину… И еще дай мне новый носовой платок… И причеши мне волосы… Вон там стоит хинная вода… Принеси-ка влажное полотенце, протереть руки… Ах, после такого туалета, пусть и примитивного, я чувствую себя прямо-таки денди… Спасибо, спасибо…
– Завтра опять прийти?
– Да, давай… Хотя нет, давай послезавтра… лучше для кожи… Послезавтра. До свиданья, Фигаро!
Цирюльник ушел, и Паус-старший сказал:
– Лот, какой ты все-таки бываешь чудик…
– Отец, садитесь ко мне поближе. Видите, я стал другим человеком. С бритыми щеками и в шелковой рубашке я чувствую себя заново рожденным. Прикройте мне, пожалуйста, спину… Угощайтесь виноградом…
– Лот…
– Да, вы спрашивали… Я помню, вы ведь еще ничего не знаете. Сейчас все расскажу, отец. Элли уехала в Санкт-Петербург.
– Элли – в Санкт-Петербург!
– Да, отец.
– Что она там делает?
– Сейчас расскажу.
– Вы с ней поссорились, и она от тебя уехала?
– Имейте терпение. Что вы за нетерпеливый пожилой господин! Нет, мы не ссорились. Элли отправилась на войну.
– На войну?
– В Мукден[35]… Она находится в Санкт-Петербурге, при Красном Кресте.
– Элли?
– Да.
– О боже!
– Зачем вы так говорите, отец? Это ее призвание… Она чувствует, что должна там находиться… Делает великое дело… Она много рассказывала мне о своих планах. Я не счел нужным ее останавливать. Мы вместе ходили к Российскому послу… Вместе готовились к ее отъезду… Она сильная и отважная, а теперь стала еще отважнее, чем раньше… Она и раньше ухаживала за больными и бедными… Отец, я видел, как она во Флоренции… там шестилетний мальчик попал под машину… она взяла его на руки, села с ним в машину и отвезла к врачу… а я при виде мальчика чуть в обморок не упал. Не знаю, долго ли она проработает в Красном Кресте… но уверен, что пока она там, она будет работать с полной отдачей… Отец, уж такой она человек, такова линия ее жизни… У каждого своя линия… Жениться и думать, что законный брак может навеки соединить две линии, – это глупо. Альдо с Отилией правы… Но хоть мы с Элли и состоим в законном браке, она свободна. Только вот мне…
Он помолчал, потом продолжил:
– Мне было тяжело… когда она уехала… Бог знает насколько тяжело… Я ее очень, очень люблю. Мне ее недостает, после того как мы были вместе.
– Ничего себе дамочка! – воскликнул Паус.
Лот взял отца за руку.
– Не говорите так, отец…
– Ох уж эти мне женщины! – воскликнул Паус. – Все они… все они такие…
И не смог закончить фразу.
– Нет, отец, не все «такие»… Они все разные… и мы тоже… Нельзя говорить о «мужчинах» и «женщинах» вообще. Мы все – бедные, ищущие, заблуждающиеся люди… Пусть она ищет: в этом ее жизнь. И в процессе поисков она делает много хорошего. Намного больше, чем я… Вот, прочитай ее письмо: она написала мне из Петербурга.