Их неожиданный отъезд из Италии хоть и отвлек от грустных переживаний, но своей бессмысленностью только усилил досаду Элли. Она очень любила господина Такму – не как деда, а как отца, но они приехали слишком поздно, она все равно не увидела его на смертном одре, а деловые вопросы можно было решить и по доверенности.

– В итоге, – сказал Лот, – мы находимся здесь, и мы, Элли, должны поговорить как благоразумные люди… Хотим ли мы вернуться в Италию?

– Нет, Лот, я рада, что ты познакомил меня с этой страной, но зачем пытаться повторить…

– Хотим ли мы обустроиться здесь, в Гааге? Поселиться за городом, когда кончится зима?

Она посмотрела на него, потому что услышала в его голосе мольбу: он умолял ее, потому что чувствовал, что что-то ускользает от него, и ей стало его жалко. Она бросилась к нему на грудь, обняла за шею.

– Мой дорогой, любимый мальчик! Я так тебя люблю!

– И я тебя тоже, милая Элли. Я тебя люблю так, как никогда не думал, что когда-либо буду способен. О Элли, давай сбережем это чувство. Давай друг на друга не обижаться. Мы с тобой не говорили горьких слов… но я чувствую в тебе, Элли… какое-то недовольство… Это потому, что…

– Почему, Лот, я не знаю…

– Потому что я не способен на то, чего ты от меня хочешь? Мы хорошо поработали вместе, и то, что мы сделали, не пропадет… никогда не пропадет… Но понимаешь, сделать то, что ты от меня хочешь… я не в силах, мне не хватает основательности. Я журналист, а не историк. Мой талант мимолетный, и что пишу – тоже мимолетно, так было всегда… Прими это как данность…

– Да, Лот. Так я и сделаю…. Нет, я больше не расстраиваюсь… из-за наших бедных Медичи…

– Вот увидишь, на основе нашего исследования я напишу серию статей, честное слово, это будет отлично. Целую серию, одна статья будет продолжением другой.

– Да, напиши…

– Тебе это тоже должно быть интересно.

– Да, конечно.

– Но давай же поговорим, что мы будем делать, где будем жить…

– Своим домом пока лучше не обзаводиться… Поживем здесь, пока дом не продан, а там уж…

– Ладно, там посмотрим.

– Да…

– Мы давно не виделись с grand-maman. Давай к ней сегодня сходим?

– Думаю, она по-прежнему не встает, но можно зайти узнать.

Элли нежно поцеловала его. Это было словно примирение после того, как между ними, без единого горького слова, нарушилась гармония вибраций. Она попыталась вспомнить, унять свою неудовлетворенную душу. Она так искренне любила Лота, она посвятит себя ему… А потом, возможно, и его детям. Для женщины этого должно быть достаточно. У нее будут и собственные любимые занятия, она снова займется лепкой. «Мальчик из бедной семьи» получился очень хорошо… Это заполнит ее жизнь, если только она будет счастлива со своим мужем, – а она с ним счастлива, совершенно точно. Теперь Элли заметно оживилась: какие-то струны заново натянулись в ее обессилевшей было душе. Она будет жить обычной жизнью счастливой женщины и не стремиться к заоблачным целям… Не тянуться к недостижимым горизонтам, они оказываются границей, после которой приходится повернуть назад. За ленчем Элли была весела, и танте Адель сразу стало легче. В последнее время бедная женщина чувствовала себя подавленно, ходила ссутулившись, словно придавленная тяжелым грузом, и очень расстраивалась оттого, что видела, что Лот с Элли не слишком счастливы. А теперь и танте Адель расцвела: ведь Элли повеселела, снова стала разговорчивой, и в глазах появился блеск.

В тот же день Лот с Элли вместе пошли навестить grand-maman.

Та все еще лежала в постели после злосчастного вечера, когда Отилия сообщила ей о смерти доктора Рулофса; однако доктор Тиленс, приходивший каждый день, уверял, что с ней все в порядке: она в здравом уме и ничем не болеет, разве что ослабела от старости. Доктор восхищался ее конституцией – тем, насколько она была от природы сильной женщиной, полнокровной, обладающей редкостной жизненной энергией.

Придя на Нассаулаан, Лот с Элли застали Анну разговаривающей в передней со Стейном.

– Я пришел узнать, как maman, – говорил он.

– Проходите в гостиную! – пригласила его Анна. – Я там протопила.

Старая служанка прогнала кошку на кухню, она не любили разговаривать в передней, ведь в гостиной настолько уютнее, и родственникам ее хозяйки здесь настолько приятнее дожидаться своей очереди или справляться о ее здоровье; к тому же Анна угощала их здесь своей сливовой наливкой.

– В холодную погоду наливка в самый раз, господин Лот и мефрау Элли. Да, она по-прежнему лежит в кровати. Как знать, быть может, это конец… Но доктор Тиленс говорит, ничего страшного. И вы знаете, там наверху мефрау Тереза! – прошептала служанка.

– Ах вот как? А когда же она приехала?

– Вчера. Мефрау ее сразу же приняла… Надо сказать, мефрау Тереза такая внимательная… Но она, понимаете, она весь день молится, стоя на коленях у кровати мефрау…. Не знаю, насколько это для нее полезно, ведь она никогда не была религиозна, а тут эти католические молитвы, такие длинные, прямо без конца… И как только у мефрау Терезы не болят колени, я бы такого не выдержала. Да-да, мефрау Тереза здесь… остановилась в гостинице, но весь день молится в спальне, у кровати мефрау. По-моему, она хотела здесь остаться и ночью, но компаньонка сказала, что если с мефрау что-то случится, то она сразу позвонит от соседей, у соседей есть телефон, а моя мефрау всегда предпочитала жить без телефона… И тогда мефрау Тереза все-таки ушла, а сегодня опять вернулась, еще семи часов не было, даже я еще не встала! Вчера приходили господин Даан с мефрау Иной, поговорили с мефрау Терезой, но думаю, она не пойдет в гости к родственникам, говорит, некогда… Охотно верю, если столько молиться. И она сказала, что, пожалуй, не будет встречаться с родственниками в гостиной, где я так хорошо топлю… Я спросила у доктора Тиленса: доктор, говорю, не вредно ли это, что мефрау Тереза непрерывно молится рядом с кроватью матери, но доктор, осмотревший мефрау, сказал: ее это нисколько не возбуждает, напротив, она лежит совершенно спокойная и очень рада встрече с мефрау Терезой. Быть может, последней встрече. Ах, мефрау Элли и господин Лот, для вас это грустное возвращение домой! И знаете, кого я еще тут видела? Вашего брата, господин Лот.

– Хью?

– Да, господина Хюго, я его так зову, потому что по-английски для меня слишком сложно. Он пришел сюда с мефрау Отилией, на них приятно посмотреть! Не думайте, господин Лот, вы мне нравитесь ничуть не меньше, это уж точно, но господин Хюго такой красавец, такой широкоплечий, лицо так гладко выбрито, а глаза-то какие! Я понимаю, почему мефрау Отилия от него без ума, она такая хорошенькая рядом со своим сыночком… Да, удивительное дело, как молодо она выглядит, а ведь ей уже шестьдесят! По ней не скажешь. Не сердитесь, что я так говорю про вашу жену, господин Франс, и про господина Хюго, не сердитесь, я знаю, вы его не любите, он действительно плутишка, но такой обаятельный… А с господином Лотом вы всегда находили общий язык, не правда ли, господин Франс? Пойду скажу мефрау Терезе, что вы здесь.