Я заметила, как ректор выпрямился на стуле. Глаза хищно блеснули.

«Тот, кто создаст новое перемещение, тот будет управлять двумя мирами…»

— Сейчас меня вытащили из целой аудитории будущих артефакторов. Кто-то из них наверняка мечтал создать магию для перемещения. Четыре лаборатории по всему Тевету пытаются воссоздать ворота. Хотя вряд ли такое возможно, но вдруг кто-то из них тоже перемещался. Почему вы пришли именно ко мне?

— Потому что вы их создали, госпожа Уварова, — прошипел он мне в лицо.

— Докажите, — спокойно вымолвила я и поднялась. — Надеюсь, у вас есть разрешение от мирового судьи на мое задержание или конфискацию собственности.

Судя по тому, как у всех вытянулись лица. Капитан такой бумаги не предъявлял, но ни ректор, ни тем более отец не додумались спросить свитков. После прошлогоднего ареста, когда меня пытались посадить в каземат, судебный заступник Озеровых очень подробно объяснил, как строить диалог со стражами.

— В таком случае позвольте вернуться на занятия. — Я встала и одернула джемпер. — Свои вещи я тоже заберу.

— Это улики! — воспротивился капитан.

— Чего? — стрельнула я острым взглядом в отца. — Того, что меня обокрала собственная сестра?

— Забирайте, — вздохнул капитан.

С отцом мы выходили в приемную в гробовом молчании. С яростью я запихивала записи и злосчастную шкатулку в сумку. Потом, не прощаясь с папой, развернулась, чтобы уйти.

— Прости, дочь. Полина поступила недопустимо.

— Она поступила подло! — резко развернулась я и вдруг почувствовала, как на глаза навернулись слезы. — Я чувствую себя так, будто зависла между мирами. Почему вы тоже заставляете меня жалеть о возвращении?

— Валерия Уварова! — цыкнул отец, и только тут я осознала, что кричала. Никогда не повышала голоса, но нервы сдали.

— Я подыщу апартаменты в доходном доме и съеду, — резко озвучила я давно зревшее решение. — Матильду заберу с собой. Прости, я, правда, очень стараюсь, но что-то у меня не выходит быть частью твоей новой семьи…

Когда затемно я вернулась домой, то особняк уже спал. Казалось, ничего не произошло, но Матильда, накрывшая мне ужин в кухне, донесла, что Анна с дочерью скандалили весь вечер, запершись в отцовском кабинете. Мачеха даже ударила Полину (тетка не видела, но на щеке сестры остался приличный отпечаток пятерни), и та кричала нечто неразборчивое о том, будто я увела завидного жениха. Матильда подумывала заявить обеим, мол, у меня в женихах ходит сам наследник темного клана, но посчитала, что вмешиваться в скандал матери и дочери — последнее дело, можно в два счета стать врагом обеим.

В коридоре меня поджидала Анна. Она явно нервничала, и пока я ужинала, похоже, мерила шагами клочок пола перед дверью в спальню.

— Валерия, — тихо вымолвила мачеха, заставляя меня притормозить.

— Да?

— Отец сильно переживает... — Анна нервно ломала руки. — Ты можешь остаться? Не уходи из дома.

Некоторое время мы разглядывали друг друга в тусклом свете ночника. По большому счету, нам было нечего делить. Дом? Он принадлежал отцу. Любовь? Как можно сравнивать любовь к ребенку и к женщине? Папа дорожил нами обеими. Сначала я злилась из-за того, что Матильду отправили в деревню, но тетка тоже вернулась и, похоже, даже начала находить общий язык с новой хозяйкой.

— Пожалуйста, Валерия… — настойчиво просила мачеха.

— Хорошо, — неожиданно для себя приняла я перемирие.

У Анны на лице появилась облегченная улыбка.

— Спасибо.

Она протянула руку, мягко погладила меня по щеке, а потом направилась в сторону родительской комнаты. Просто и растерянный жест, по-женски мягкий. И я оказалась ошеломлена материнской лаской, какой не получала уже много лет.

— Анна! — тихо позвала я, и женщина быстро оглянулась.

— Да?

— Ты мне, правда, нравишься, — быстро призналась я. — Глупо говорить об этом посреди коридора и после скандала с Полиной, но все-таки... Я рада, что вы с папой поженились. Просто… у меня никак не появлялось повода сказать об этом.

Она благодарно улыбнулась и кивнула, а потом спряталась за дверью в спальню.

Как и все крупные мероприятия, собиравшие людей со всех уголков светлого мира, артефакторная выставка проходила в королевском дворце. «Дерево Жизни» стояло в зале с нарочито приглушенным светом и темными стенами. Стеклянная яблоня высотой в человеческий рост тускло мерцала в полумраке. От движения с веток осыпалась золотистая пыльца, и воздух наполнялся ароматом яблоневого цвета. На глазах восторженных зрителей при прикосновении к веткам начинали распускаться крупные белые цветы. Они стремительно увяли, и вырастало стеклянное яблоко.

Пробуждение — цветение — увядание — новая жизнь.

Возле невиданного аттракциона беспрерывно толпилась публика. Всем хотелось получить гладкий плод, внутри которого билось крошечное магическое сердечко, и оттого что яблоко было прозрачным, обычно спрятанное в артефактах естество Истинного света вызывало у людей неизменный восторг.

Когда я бралась за артефакт для Академии, то не задумывалась, что потом мне придется пожать сотни чужих рук, с неизменной улыбкой выдерживать неоднозначную реакцию незнакомых людей на рубец от темной руны, отвечать на десятки бестактных и тактичных вопросов о рунических плетениях, использованных в создании магии. Прятаться в учебных лабораториях, обсуждать магию с сокурсниками или наставником было просто, но выйти на публику, показать себя миру, не скрываясь под безликим именем «Лерой», оказалось настоящим потрясением. Я чувствовала себя голой и снова, как в Белом замке, доказывала миру, что академическая девчонка, притащенная на огромную выставку, вовсе не стрекотавшая бессмыслицу канарейка, а состоявшийся артефактор.

К вечеру казалось, что из меня выпили соки. Разыскивая ректора, чтобы извиниться и уехать пораньше домой, я заглянула в зал с «Деревом Жизни» и обнаружила напротив артефакта высокого мужчину в узком полупальто. Заложив руки за спину, он внимательно разглядывал излучавшую неяркое золотистое свечение яблоню. Внутренности завязались крепким узлом, колени ослабели, а внутри заклокотало от неразумной, но почти невыносимой радости.

В мой мир снова вернулся Кайден.

Я тихо подошла и встала рядом. Он был одет в сшитый на заказ по теветским лекалам костюм. Кашемировое черное пальто казалось неуместным в начале осени, но в Абрисе-то уже заканчивался сезон листопадов. И выглядел Кайден взрослым, элегантным университетским профессором. Тем самым кто сгинул много месяцев назад во время Расхождения.

— Здравствуй, Валерия, — произнес он, но не повернул головы — продолжал изучать дерево.